Михаил Веллер - Эстетика энергоэволюционизма

Оружие – ассоциируется с быстротой, силой, опасностью, смертью. Хищный нож красив. А кастет или короткий карманный револьвер могут быть уродливы. Суть их формы полностью соответствует содержанию, целесообразна. Но видимость формы, т. е. собственно форма в ее линиях и пропорциях, некрасива – нет в ней полета, стремительности, храбрости, чисто зрительные ассоциации не те. О красоте как обязательном следствии совершенства оружия говорят только фанаты-любители и конструкторы, и не от ума большого говорят.

Морская якорная мина совершенна в своем роде не менее торпеды – но «рогатую смерть» красивой не называют, а «торпедообразная форма» проходит много где по ведомству красоты: стремительная, обтекаемая, грозная.

Форма может быть самодостаточной (красота музыки). А может быть проявлением, оформлением чего-то – мясо, кости и шерсть льва оформлены в его красивое тело, выражающее мощь и грозность. И вот росомаха рыси ничем не хуже, родственница, но рысь красива, а приплюснутая криволапая росомаха, храбрая, умная, сильная, которой волки дорогу уступают – нет, некрасива.

Если бы лев еще пах французскими духами и всегда любил людей – он был бы просто совершенством. Мы хотим, чтобы красивая форма соответствовала красивому содержанию. Чтоб все герои и влюбленные были красивы, и т. д. Увы, не пройдет.

Есть красота формы, есть красота содержания, они могут совпадать (любящая Джульетта) и не совпадать (любящий Квазимодо). Различая красоту тела и красоту поступка, мы говорим о двух разных вещах. Не надо пытаться их объединять.

Но мы обычно норовим вывести равнодействующую, типа: урод, но благородный? – красивый! «Не сосуд, а огонь, мерцающий в сосуде». Э. Огонь огнем, сосуд сосудом. Бокал красивый, вино дрянное, а бывает наоборот.

22. Тут вмешивается искусство и пытается путать нам карты.

Целью искусства чаще и дольше всего провозглашалась красота. И чтобы через красоту формы выражалась красота содержания. Это людям нравится и их облагораживает.

В живописи форма и есть содержание. Нет ничего, кроме того, что ты видишь на холсте. Если на портрете любящая и добрая красавица – она такая и есть, яд не подсыплет и рога не наставит. Галереи красавиц и героев.

Хоп! – Возрождение стало рисовать добрых и умных уродов (в числе прочих). Гениальные были художники. Но имеем-то мы только краски на холсте, и проявляется все только через прямое визуальное восприятие. Владение формой.

Прискорбен вечный стон бездарных писателей: «Не важно как сказать – важно что». Если ты вовсе не умеешь писать – то даже самый прекрасный и трагичный сюжет вызовет глумливый хохот. Можно прекрасно писать о всякой ерунде – фраза хороша, что явно для понимающих. Можно коряво, но если о подлинных и великих событиях – действует сильно. Идеалом остаются Гомер и Шекспир – тут тебе и форма, тут тебе и содержание.

Реализм и Кафку мы сейчас оставим в стороне заодно с Брейгелем и Пикассо. Ограничимся красотой.

Чтоб в искусстве возникло для воспринимающего красивое содержание – ему надо найти адекватную форму. Уже она может раскодироваться, включать ассоциации и задействывать ощущения.

Гибель города при землетрясении и извержении вулкана можно изобразить на холсте разными способами. Но вот «Последний день Помпеи» – картина красивая. Трупы, разрушение – чего красивого? А – цвета, позы, линии, пропорции: изящно все, возвышенно и благородно. Неоклассицизм. Кишки по камням не размазаны. А экспрессионист уже в XX веке это так бы изобразил, что страх и тошнота были б главными ощущениями зрителя. Формы разные – а содержание одно. Яркий случай примата формы над содержанием.

Натуралист так опишет гибель Трои, что дух парной крови и смрад горящего человечьего мяса во сне преследовать будет. Вот вам и «Илиада».

Генри Миллер и Эдмон Ростан писали об одних и тех вещах – но один смотрит на несвежие трусы, а другой в сияющие глаза. А текст составлен из одних и тех же букв.

Создатель танцует от содержания и воплощает его в форму. Восприниматель танцует от формы и раскрывает в ней содержание. Форма есть вместилище содержания. И воспринимаем мы сначала и прежде всего ее.

Умелый портной любую женщину оденет красиво. Не умеющий шить может исказить и подать невразумительно самую лучшую фигуру. Но вообще очень хорошую фигуру и средненький портняжка оденет так, что красота ее будет явна. Последний вариант и есть мечта средненьких писателей.

В искусстве мы приветствуем красивое платье, но предпочтем и рубище, если оно надето на явно красивую женщину. Скроить такое рубище, чтоб оно облекало явно красивое тело – тоже задача создания формы.

Плохое тело – подкладывай, утягивай, ставь кружева. Отличное тело – задача сильно упрощена, почти все сойдет. Искусство хорошего портного – чтоб платье не замечалось, а тело играло: это гораздо сложнее, чем кажется дилетантам, и формальные излишества здесь только вредят.

23. Поскольку «красиво» различается от «обычно, нормально» и противопоставляется «некрасиво» – понятно, что красотой обладает меньшая часть от всех объектов и явлений.

Есть относительный, сравнительный аспект красоты – сравнительно с не-красотой. Если бы все было красиво и ничего не было некрасиво – как узнать, что всеобщая норма и есть красота?.. Приобретая всеобщность, понятие теряет свой смысл.

В каждом классе и каждой деревне есть своя первая красавица – часто перестающая быть красавицей в большом городе, а особенно – при поступлении в театральный институт.

Это – с точки зрения внешней, обьективной.

24. А с точки зрения внутренней, субъективной, красота – это то, что возбуждает некоторые чувства сверх обычной средней меры. Если они будут постоянно возбуждены на уровне «красиво» – этот постоянный уровень и станет нормой. А норма не фиксируется, никак не отмечается.

Ощущение «красиво» не может быть постоянным и «прицепляться» ко всему подряд.

25. Относительность красоты.

Избранность красоты как меньшего среди большего.

26. А вот и обратный взгляд на предмет: хотел бы я найти такую природу, которую нельзя было бы счесть красивой. Пальмы под океанским ветром, снежные отроги гор в лучах восхода, заснеженный лес – это конечно, это особенно. Но раскаленный свет пустыни, бескрайность скупой тундры, кусты над тихой речушкой – да эта красота есть во всем.

Как же так? А на нее обращаешь внимание не все время. Иногда. В определенном состоянии души. Или вспомнил о ней, или задумался о чем, или вдруг неизвестно с чего. Но постоянно ее не ощущаешь, на другое отвлечен, другим занят.

Первое. Мы имеем дело с определенным комплексом ощущений, который внешне можем прицепить едва ли ни к чему угодно. Была бы потребность, а она регулярно бывает.