Арли Рассел Хокшилд - Управляемое сердце: коммерциализация чувств

Показательно, что в Соединенных Штатах идею эмоционального труда подхватили бизнес-гуру, рассматривая его как скрытый ресурс и средство получить конкурентное преимущество, а также профсоюзы, которые видели в нем причину выгорания, заслуживающую финансовой компенсации. В таком случае куда нам следует обращаться, чтобы понять текущие тенденции в сфере эмоционального труда? Я полагаю, к наиболее мощным экономическим тенденциям нашего времени: погоня за эффективностью с целью извлечения прибыли, сокращение общественного сектора, растущий разрыв между богатыми и бедными и глобализация. Каждая из этих тенденций создает ситуации, в которых требуется эмоциональный труд.

Говоря о современных американских больницах, один комментатор заметил: «Многие больницы раньше были связаны с местным сообществом и были некоммерческими. Но за последние три десятка лет сложилась тенденция коммерциализации, независимо от того, коммерческие американские больницы или некоммерческие, они все больше управляются согласно принципам ведения бизнеса» [8] Интервью со старшим менеджером по социальному обеспечению см. в: Hochschild 2012. . Одним из примеров может служить больница Beth Israel в Бостоне. Некогда она считалась образцовой с точки зрения сестринского ухода, но позднее слилась с другой больницей и была реструктурирована. Медсестры, ранее закрепленные за определенной группой пациентов, теперь вынуждены были «плавать» из одного отделения в другое в зависимости от количества койко-мест, занятых в данный день. Прошли сокращения персонала. У медсестры отняли функции, которые теперь стали «подсобными», – усадить пациента после операции в кресло, покормить престарелого пациента или помочь ему сходить в уборную. Теперь эти задачи поручались неквалифицированному низкооплачиваемому персоналу.

По ходу дела случилось и еще кое-что. Уговорить пациента поесть, послушать его историю, пошутить, похлопать его по плечу – все эти действия утратили значение. Они отсутствовали в медицинских картах. А в наши дни, «если чего-то нет в карте, – как заметил один наблюдатель, – считай, этого не было». Эмоциональный труд становится невидимым.

Это не означало, что медсестры и их помощники перестали этим заниматься. Они по-прежнему это делали, но уже в системе здравоохранения, пришедшей в упадок. Как людям, работающим на переднем крае, медсестрам и их помощникам приходилось делать хорошую мину, чтобы скрыть за ней организацию, глухую к эмоциям. Поскольку персонал сократили, им приходилось суетиться. Экономить и урезать. Им не давали работать на совесть.

Одни пытались отстраниться от новых правил, тогда как другие старались приспособиться к утрате прежнего статуса. Такое положение дел можно назвать эмоциональной работой сломанной системы социального обеспечения [9] Hochshild 2009a. .

Также можно проследить еще одну тенденцию – растущий разрыв между богатыми и бедными.

Для бедных он означает попытку обойтись без услуги или воспользоваться более дешевыми услугами, ассоциирующимися с обезличенностью: ужин в «Макдональдсе», день рождения в Chuck E. Cheese или льготный пакет для новобрачных в Holiday Inn . Но есть и растущее число услуг, предназначенных для очень богатых: высокопрофессиональный дежурный врач в приемном покое дорогой больницы, метрдотель в модном ресторане, обслуживающий персонал в элитном отеле, который помнит ваше имя и любимый напиток, «менеджеры по опыту пребывания» в доме отдыха Club-Med . В этом случае работник персонализирует услугу, чествует гостя и защищает его от чувства одиночества или стыда [10] Sherman 2007. .

А еще можно исследовать эмоциональный труд по мере того, как работники из Шри-Ланки, с Филиппин, из Индии, Мексики и откуда-нибудь еще с глобального Юга мигрируют на глобальный Север, чтобы устроиться в сферу обслуживания. Мы, например, можем исследовать эмоциональный труд через охватывающую всю планету цепь людей, занимающихся уходом за маленькими детьми. Мы можем начать со старшей дочери, которая заботится о своих младших братьях и сестрах в филиппинской деревне, когда ее мать уезжает на неделю в Манилу работать няней в более состоятельной семье. Что чувствует девочка, став «маленькой мамой» для своих братьев и сестер, тогда как другие в это время играют? А что чувствует ее мать, которая всю неделю разлучена со своими собственными детьми и занята заботой о чужих? А женщина, нанявшая ее в Маниле няней, как сегодня бывает сплошь и рядом, может оставить своих детей на попечение мужа, матери и няни и на годы уехать работать в Лос-Анджелес, ухаживать за американским ребенком. Таковы связи в международной цепи социального обеспечения с разным опытом эмоционального труда в каждом ее звене [11] Hochschild and Ehrenreich 2003. .

Клиенты с глобального Севера также отправляются к поставщикам услуг на глобальный Юг. Многие пожилые американцы, например, выйдя на пенсию, переезжают в Мексику. Японцы, выйдя на пенсию, переезжают в Таиланд, а шведы – в Испанию, некоторые заболевают и умирают в чужой стране, в отсутствие семьи. Какие эмоциональные сюжеты разворачиваются между тем, кто заботится, и тем, о ком заботятся? Среди клиентов того, что сегодня принято называть медицинским туризмом, желающие родить ребенка американские пары, которые могут отправиться в Индию – где суррогатное материнство узаконено, никак не регулируется и легко доступно за десятую часть того, сколько это будет стоить в Америке, – и нанять суррогатную мать, которая бы зачала и вынашивала их ребенка [12] Сперма и яйцеклетки американских генетических родителей соединяются в чашке Петри в клинике и помещаются в матку суррогатной матери, которая вынашивает ребенка весь срок. Мое описание этого процесса см. в: Hochshild 2009a, 2009b, 2011a, 2011b. . Во время посещения клиники Akanksha в индийском Ананде я смогла побеседовать с несколькими бедными индианками – суррогатными матерями о том, что они чувствуют, сдавая свое чрево иностранцам. Все они остро нуждались в деньгах, но каждая из женщин по-разному подходила к своему опыту. Одна суррогатная мать, жена продавца овощей и мать двоих собственных детей, сказала мне: «Мадам доктор сказала нам воспринимать наши утробы как носителей, и я так и делала. Но я стараюсь не слишком привязываться к ребенку, которого вынашиваю. Я напоминаю себе о моих собственных детях». Другие пытались «не думать об этом». Еще одна женщина, вынашивающая ребенка для дружественной индийской клиентки, установила с генетической матерью отношения «старшей и младшей сестер» и рассматривала ребенка, которого она вынашивала, как своего собственного и потому видела его как большой дар «старшей сестре». Если филиппинская няня занималась эмоциональным трудом привязывания себя к американским детям, которые не были ее собственными, индийская коммерческая суррогатная мать занималась сложной работой по отстранению себя от ребенка, который был ее собственным.