Лада Лапина - Счастье сильнее страха [Книга поддержки родителей особых детей] [litres]

Часто матери больных детей совсем запрещают себе раздражаться, но на то, чтобы сдерживать большое количество чувств, требуется очень много сил. Поэтому ресурсы организма, и так истощенного физической и моральной нагрузкой, уменьшаются на глазах. Система торможения центральной нервной системы начинает отказывать, поскольку на сдерживание психофизиологических процессов всегда тратится намного больше энергии, чем на их возбуждение. Поэтому долго сдерживаемое раздражение моментально и внезапно для родителя может перейти в гнев, гораздо более разрушительный по воздействию.

Срывы при постоянном контакте с больными и особыми детьми неизбежны. Это не хорошо и не плохо, это – естественно. Недостаток сил способствует попаданию в аффективные состояния, поэтому крайне важно разрешить себе срываться и научить ребенка, как к этому относиться (понимать, что и почему происходит. А также, по возможности, озаботиться профилактикой своего эмоционального и физического истощения.

Чем крепче будет навык постоянного внимания к своим состояниям и чувствам, тем больше вероятность вовремя почувствовать раздражение и усталость и принять соответствующие меры, способные снизить аффект.

Помимо того что мне было стыдно за взрывы «негативных» эмоций, было то, что изводило меня гораздо больше. Довольно часто я не могла чувствовать нежность к сыну и желание его обнять. Я, которая не спала ночами, прислушиваясь к звукам, доносящимся из детской (если ребенок начинал метаться по кровати и особым образом стонать, это в большинстве случаев означало уже случившееся кровотечение в сустав), потом, в спокойный период, не могла прижать сына к груди и поцеловать! Это случалось не всегда, но все же случалось. В моей картине мира это означало только ужасную мать, снова и снова рождало колоссальное чувство вины и переживание себя абсолютно неправильной.

В голове постоянно прокручивались картины того, как своей холодностью я порчу сыну судьбу. Какой он вырастет обделенный всем на свете – и здоровьем, и материнской любовью. Как это повлияет на качество жизни и уверенность в себе. Поэтому после каждого случая такой отстраненности в душе выключался свет и приходил внутренний палач. Я не могла ни анализировать свои реакции, ни задать себе вопрос, почему не способна чувствовать тепло. А лишь сгорала в огне самообвинения, что подталкивало отстраняться все дальше.

Даже достаточно хорошей матерью – по сравнению с идеальной – я назвать себя не могла: слишком не соответствовала установленной в обществе планке. Ненавидела детские площадки, стремилась быстрее заняться своими делами, плохо переносила непослушание ребенка и радовалась одиночеству. Все это настолько отличалось от моих представлений о материнстве, что вгоняло в непрерывный стресс и посыпание головы пеплом. Огромное количество сил тратилось на внутренние конфликты, на ребенка их часто действительно не оставалось.

А он был очень, очень особенным – с такой болезнью, но одновременно и совершенно обыкновенным пареньком. Вихрастым, смешно морщащим нос, очень любящим сладкое и отрицающим как класс всю остальную еду. До крайности непоседливым, импульсивным, весьма и весьма разговорчивым и открытым миру. Сын быстро сходился с детьми и взрослыми, запоем читал про героев и превращал квартиру в филиал хранилища фирмы «Лего». Мы с ним оба были обычными людьми, со своими достоинствами и недостатками, только себе я их простить не могла.

И своим главным «преступлением» считала непонятную эмоциональную глухоту в ответ на ласку сына. Если срывы еще можно было как-то объяснить себе и другим, то холодность приводила в ужас. Нет, я не отталкивала ребенка, но была уверена, что он чувствует напряжение и все понимает. Только спустя долгие годы ситуация прояснилась и изменилась. Со мной снова сыграло злую шутку неумение с интересом и уважением относиться ко всем своим чувствам.

Когда человек испытывает «неадекватные», как ему кажется, чувства, он попадает в состояние вины и стыда за свои реакции. Не разобравшись в том, о чем важном они могут сообщать, он торопится ругать себя. Чем больше он в этом преуспевает, тем меньше шансов разрешить ситуацию. Чувства приходят к человеку для того, чтобы помочь ему понять свою потребность и подсказать стратегию поведения. Голоден – поешь, испугался – беги, скучно – найди интересное дело.

Некоторые чувства массово считаются неправильными. Например, в обществе табуирована агрессия, и поэтому злость очень часто бессознательно душится в зародыше. В таком случае, конечно, человек не способен понять, что он злится, и тем более – на что именно. Он не может определить, чего ему не хватает и что надо предпринять, чтобы получить важное для себя и жить с большим душевным комфортом.

Если интересоваться проявлениями чувств, например нежеланием приласкать ребенка, то, скорее всего, выяснится, что мать ощущает раздражение или злость. «Злиться нельзя», а тем более – на ребенка, это противоречит статусу материнства. Не испытывать любовь тоже «нельзя»: «хорошая мать должна всегда любить свое дитя»! Реальность очень отличается от этих «правил». Поэтому при первых же сигналах раздражения появляется сильная вина, тормозящая агрессию. Но чем старательнее сдерживается злость, тем больше ее становится, тем сложнее чувствовать при этом нежность. Спросив себя, о чем говорят злость и раздражение, можно узнать много важного. То, что мать устала от постоянных тревог или сложностей, лишена значимых для нее вещей и разочарована в ожиданиях. Иначе говоря, все ее эмоциональные реакции абсолютно уместны и объяснимы. Ребенок не виноват напрямую, но косвенно все же является причиной страданий родителя. Безусловно, злиться на него открыто будет несправедливо по отношению к нему, но даже просто признать возникающую злость – поверьте! – будет большим облегчением. Параллельно можно озадачиться, спросить себя: в чем состоит нужда, стоящая за раздражением, что реально получить в текущей ситуации (отдых, сочувствие, сопереживание, другую помощь)? Для многих взрослых людей большой поддержкой становится открытие, что любить и злиться можно одновременно, в отношениях это чувства-спутники. Благодаря этому они перестают считать себя «ненормальными», что очень позитивно влияет на сохранение энергии (она больше не тратится на изматывающие внутренние войны) и способность дарить тепло.

Снова наблюдается тот же парадокс: чтобы почувствовать нежность к ребенку, сначала надо разрешить себе ее не чувствовать.

Делиться переживаниями о том, что ты абсолютно неправильная мать и калечишь ребенка своей отстраненностью, мне было не с кем. Периодически случалось беседовать с психологами, но в этом преступлении даже им я не могла признаться. То, что эти специалисты постоянно встречаются с разнообразным неадекватным стыдом и помогают клиентам от него избавиться, мне известно не было, да и вряд ли бы тогда помогло. Срывы и истерики зияли черной дырой на репутации. Я жила с ощущением ущербности, а это спокойствия не добавляло. Более того, отравляло и так непростое существование.