Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа

13 марта 1938 г. Фрейд и его ближайшие соратники собрались на последнее заседание, где было объявлено о роспуске венской ассоциации. Фрейд сравнил ситуацию с той, в которой оказались евреи после разрушения Иерусалимского храма императором Титом – теперь, сказал он, предстоит открыть школы по изучению Торы. 3 июня он отбыл из Вены. Утром 5 июня на вокзале в Париже его встретила М. Бонапарт. Вечером того же дня в отеле, где остановился Фрейд, состоялась встреча с французскими психоаналитиками. Лакана на ней не было. Позже он говорил, что не пожелал оказать такую честь принцессе, но, по всей видимости, его просто не пригласили. Впрочем, ему не о чем было говорить с Фрейдом. Все необходимые для построения собственного учения инструменты он уже нашел в текстах венского старца. Кроме того, многое из венского учения его уже не устраивало. Так, во время дискуссии, последовавшей за докладом Левенштейна «Происхождение мазохизма и теория влечений», он заявил:

Крайняя запутанность этой дискуссии о мазохизме происходит из своего рода диплопии, которая захватывает всех нас всякий раз, когда в дело вступает это основание инстинкта смерти. Я полагаю, трудно устранить из аналитической доктрины фрейдовскую интуицию инстинкта смерти. Интуицию, поскольку с доктринальной точки зрения на нее следует опираться – и наша дискуссия это доказывает; но несомненно и то, – думаю, некоторые скажут, что это чересчур, – что в отношении инстинкта смерти Фрейд предложил спекулятивную конструкцию и был далек от фактов. Он весьма спекулятивно стремился всему, с чем мы имеем дело в своей области, придать биологический смысл, вывести из конкретного человеческого опыта – а больше, чем у Фрейда, такового в его веке не было – это ублюдочное (bâtarde) и ошеломляющее понятие. Немногое задевает меня так, как оставленная им биологическая загадка; он уверен, что в биологическом отношении человек отличается тем, что он – существо, которое совершает самоубийство, у которого есть сверх-Я (surmoi). Нечто подобное наблюдается в животном мире, и, разумеется, не стоит исключать человека из ранга животных; и тем не менее можно заметить, что то, что больше всего походит на человеческое сверх-Я, появляется у животных лишь в соседстве с человеком, когда они одомашнены. В отношении других животных сообществ в какой-то момент появилась критика, ставящая под сомнение малоубедительные сходства, устанавливающие так называемую аналогию между сообществом муравьев и человеческим сообществом; таким образом, мы не можем придавать большого значения их сверх-Я. Человек – тоже жертвенное животное, и мы, исследователи, не можем недооценивать возникающие в этом последнем пункте двусмысленности. Это подчеркнутое нами совпадение преодоления принципа реальности, овеществления (objectalité) и жертвенности не так-то просто объяснить указанной теорией. Это не просто вызревание существа, но нечто куда более загадочное. Существует конвергенция между двумя совершенно различными дистинкциями: между преодолением реальности и тем, что, как кажется, является высшим проявлением этой связи между человеком и смертью, феноменологически, впрочем, совершенно прозрачной. Если смысл человеческой жизни переживается как связь со смертью, на что указывает связь человека с инстинктом смерти, это значит, что человек – животное, знающее, что оно умрет, смертное животное.

Фрейд, получивший образование в духе биологизма и имевший опыт контакта с больными, высказывается в выражениях, которые должны были бы заставить его перо побежать вспять: «инстинкт смерти – это то, что мы должны принять в расчет, потому что, мне кажется, это что-то вроде удачного вторжения в избыточный биологизм» [108] Loewenstein R. L’origine du Masochisme et la théorie des pulsions // Revue Française de Psychanalyse. 1938. T. X. № 4. P. 750-751 .

В августе в Париже состоялся конгресс Международной психоаналитической ассоциации. Лакана на нем не было. Председательствовавший Джонс воздал хвалу Франции, подготовившей хорошие кадры для современной психологии. Кроме того, он объявил о победе своей «спасительной политики» в Германии, которая обеспечила обновленному Немецкому психоаналитическому обществу относительную самостоятельность и приток новых сотрудников. В последний день конгресса принцесса устроила для его участников роскошный прием в саду своего особняка. На этот банкет, ни к чему, впрочем, не обязывающий, Лакан пришел.

Мюнхенское соглашение, предопределившее поражение Франции во Второй мировой войне, благоприятно отразилось на судьбе Лакана: он наконец-то смог закончить надоевший ему курс анализа у Левенштейна. Э. Пишон, опасавшийся, что во Франции повторится происшедшее в Германии, предпочел эмигрировавшему из Австрии Хартману француза Лакана – это означало не больше не меньше как выдвижение новой кандидатуры на роль лидера французских психоаналитиков. В декабре 1938 г. Лакан добился титулариата, обещав Левенштейну вернуться на его кушетку. Этого, как мы знаем, не произошло.

В оккупированной Франции события развивались несколько иначе: большая часть французских психоаналитиков эмигрировала, а оставшиеся свели свою деятельность к минимуму. Хотя официально психоанализ не был запрещен, новые власти смотрели на него с неодобрением. О публикациях не могло быть и речи. Несмотря на это, в госпитале св. Анны было образовано психоаналитическое отделение. Ж. Паршемини прочитал публичную лекцию, в которой превозносил Фрейда; присутствовавшие на лекции немецкие офицеры удалились в знак протеста. Лафорж при помощи М. Геринга пытался организовать парижское отделение нацистского института, по образцу берлинского, однако не смог найти сотрудников. Такая же неудача постигла и его попытку привлечь к сотрудничеству с нацистами «Психиатрическую эволюцию». Разочарованный Лафорж уехал в свободную зону и занялся спасением евреев и участников Сопротивления. Другие психоаналитики даже не пытались сотрудничать с нацистами. М. Бонапарт в феврале 1941 г. уехала в Афины, а оттуда перебралась сперва в Египет, а затем в Южную Африку. Там она с успехом проповедовала фрейдизм среди местных психиатров.

Склонный к конформизму Лакан старался быть выше происходящего. Он занимался медициной и семейными делами. В августе 1939 г. МаЛу родила мальчика Тибо. Лакан вел двойную жизнь, деля свое время между женой и любовницей. Вскоре он был мобилизован и проходил службу в госпитале Валь-де-Грас. В марте 1940 г. Ма-Лу снова была беременна, а в мае переехала жить к своей подруге. В мае Лакана перевели в больницу францисканцев в По. Батай перевез свою очередную подругу, Дениз Ролен (Колет Пеньо умерла в 1938 г.), в деревушку Дрюже. Сам он на некоторое время вернулся в Париж, но в июне тоже поселился в Дрюже. Вскоре сюда приехала Сильвия с дочерью Лоранс, а также Роза и А. Массон. В конце того же месяца сюда наведался Лакан. Демобилизовавшись, он вернулся в Париж и продолжил свою работу в госпитале св. Анны. Здесь его уважали, и его доходы росли. В госпитале он стал приобретать все большую популярность благодаря своей диссертации, экземпляр которой он передал Ф. Тоскелю. Тоскель, в свою очередь, познакомил с монографией Лакана своих коллег, которые вскоре составят авангард «институциональной психотерапии»: антифашистская настроенность этих людей заставила их увидеть в этом тексте акт сопротивления психиатрической власти.