Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа

За время войны Лакан не напечатал ни одной статьи. Томясь от вынужденного безделья, он занимался изучением китайского языка и получил диплом Школы восточных языков. В эти мрачные годы окрепла дружба Лакана с поэтом Жаком Превером [109] «В эпоху великого покаяния, пережитого нашей страной в годы маршала Петена, во времена призывов потуже затянуть пояса и трудиться на благо родины и семьи, – рассказывал Лакан много лет спустя, – я навестил своего друга Жака Превера, жившего тогда в Сен-Поль-де-Вансе. И я увидел у него… коллекцию спичечных коробков». ( Лакан Ж . Семинары. Книга 7 (1959–1960). Этика психоанализа / Пер. А. Черноглазова. – М: Гнозис; Логос, 2006. С. 149.) . По-видимому, общение с интеллектуальной элитой изменило мировоззрение Лакана. Прежде всего это выразилось в том, что его щегольство в одежде сменилось маньеризмом. Вернувшийся после войны в Париж Ж. Бернье рассказывал, как однажды в 1946 г. повстречал на улице крайне озабоченного Лакана: тот весь день искал черную замшу, которая была ему необходима для домашних туфель, которые бы идеально подошли к его костюму. Впрочем, впоследствии обувь он стал шить в Лондоне у Бантинга.

За годы войны Лакан не опубликовал ни строчки. Однако это вовсе не означало, что его мысль перестала работать. После Освобождения французские интеллектуалы пытались осмыслить причины поражения от Германии. Лакан размышлял о другом: его заинтересовала психология толпы и, в частности, армии. В 1945 г. он пять недель провел в Лондоне. Его поездка носила деловой характер: он знакомился с постановкой психотерапии в Британии [110] Пятнадцать лет спустя он рассказывал: «Мне случилось однажды быть в Лондоне, куда я был приглашен институтом, занятым популяризацией за рубежом французской культуры. Поселили меня в своего рода, как они говорят, Home, расположенном в одном из очаровательных кварталов на окраине Лондона. Был конец октября, когда нередко еще стоит ясная погода. Маленькое, по-викториански комфортное здание дышало гостеприимством. Чудесный запах поджаренных тостов и крохотные порции несъедобных желе, которыми принято питаться на этом острове, придавали дому его особую атмосферу». (Лакан Ж. Семинары. Книга 7 (1959-1960). Этика психоанализа. С. 377.) , посетив, в частности, приют в Хартфилде, в котором помещались бывшие заключенные и инвалиды войны. Приемы групповой терапии и психодрамы привели его в восхищение. Год спустя он организовал конференцию, рабочим ядром которой стала группа «Психиатрическая эволюция». Здесь Лакан произнес хвалебную речь об английских новшествах, заметив, что адаптивная групповая психотерапия опирается на идеи Фрейда (четыре года спустя он будет ругать американскую адаптивную психотерапию). Английский опыт, по Лакану, демонстрирует непригодность старой репрессивной психиатрии и отметает «отцовское имаго»: пациенты малых терапевтических групп идентифицируют себя с Я-идеалом психотерапевта, оставляя вакантным место Отца.

Лакан обращался к своему опыту военного психиатра, сравнивал британскую военную психиатрию с ее французским аналогом и пытался в очередной раз найти ответ на тот проклятый вопрос, что так волновал поколение французов, переживших поражение в войне. «В форме психологической очевидности я прикоснулся к той истине, что своей победой Англия обязана духовной гибкости, – я хочу сказать, что неустрашимость народа основывается на честном видении реальности, в чем утилитаристская идеология ничего не смыслит, что специальный термин “адаптация” меняет все и что даже красивое слово “реализм” для нас теперь запретно из-за его позорного использования “клиром предателей”, лишивших его всякого достоинства, той профанации слова, которая надолго сделает его оскорбительным для людей» [111] Lacan J. La psychiatrie anglaise et la guerre // L’Évolution Psychiatrique. 1947. Fascicule III. P. 294. . Лакан требовал пересмотреть отношения подчинения и самоидентификации, которые традиционно строились на сакрализации Отца, Вождя, Офицера и привели Францию к позорной капитуляции. Учение Фрейда дает необходимые средства для пересмотра этих отношений. Британцы вовремя поняли эту необходимость, перестроили во время войны систему идентификаций, пользуясь операциональными инструментами психоанализа, и в результате победили. Французам следует хотя бы с опозданием учесть этот урок.

Однако, опираясь на учение Фрейда, Лакан в то же время требует существенно пересмотреть его, заменив вертикальную линию власти горизонтальной. Социальные связи гораздо сильнее отцовского имаго, поэтому английская буржуазная демократия одержала победу над немецким нацизмом с его карикатурным превознесением отеческой фигуры фюрера. Британский демократический утилитаризм Лакан предпочитает французскому позитивизму с его приверженностью культу семьи. Впрочем, Лакан ничего не сказал о том, какое политическое устройство он считает оптимальным. Ревизия фрейдовского учения была для него продолжением борьбы против любого рода органицизма. Он наконец открыто признал, что его единственным учителем был Клерамбо. Эта позиция проявилась и на коллоквиуме в Бонневале, где Лакан подверг критике органодинамическую теорию своего друга Анри Эйя [112] Lacan J. Propos sur la causalité psychique // évolution psychiatrique. 1947. Fascicule I. P. 123-165. .

Лакан, как всегда, обрушился на органицизм, следы которого он обнаружил в органодинамической теории Эйя. Он даже попытался задним числом откреститься от сотрудничества со своим прежним другом и заявил, что уже в 1936 г. исчеркал красным карандашом экземпляр совместной с Эйем статьи. При этом он на всякий случай добавил, что исчерканный экземпляр, конечно же, утерян. Основная претензия к Эйю состояла в том, что органодинамизм, по мнению Лакана, ничего не может сообщить о генезисе психического заболевания, поскольку основывается на представлении о молекулярном взаимодействии, заимствованном из физики и насквозь детерминистском. Эй основывается на философии Декарта, однако заимствует из этой последней лишь представление о протяженности физической реальности. Лакан рекомендует Эйю перечитать следующий пассаж Декарта: «Но, может быть, хотя чувства иногда и обманывают нас в отношении чего-то незначительного и далеко отстоящего, все же существует гораздо больше других вещей, не вызывающих никакого сомнения, несмотря на то, что вещи эти воспринимаются нами с помощью тех же чувств? К примеру, я нахожусь здесь, в этом месте, сижу перед камином, закутанный в теплый халат, разглаживаю руками эту рукопись и т.д. Да и каким образом можно было бы отрицать, что руки эти и все это тело – мои? Разве только я мог бы сравнить себя с Бог ведает какими безумцами, чей мозг настолько помрачен тяжелыми парами черной желчи, что упорно твердит им, будто они – короли, тогда как они нищие, или будто они облачены в пурпур, когда они попросту голы, наконец, что голова у них глиняная либо они вообще не что иное, как тыквы или стеклянные шары; но ведь это помешанные, и я сам показался бы не меньшим безумцем, если бы перенял хоть какую-то их повадку» [113] Декарт Р. Размышления о первой философии, в коих доказывается существование Бога и различие между человеческой душой и телом / Пер. с лат. С. Я. Шейнман-Топштейн // Сочинения. С. 142. . Перечитав этот пассаж, полагает Лакан, Эй должен будет отказаться от своего представления о том, что галлюцинация суть ошибка, в которую впадает сознание.