Василий Аронэ - Открой глазА. Книга-эксперимент

Точно не знаю, сколько мы так просидели, до момента, пока меня уже чуть не начало тошнить от этого звука.

– Я думал, ты никогда не прекратишь, – фраза впроброс, которая не несет в себе никакого смысла. Ненавижу такие, они заполняют своей никчемностью моменты, в которых по всем правилам должна стоять тишина. Если нечего сказать, лучше молчи.

Скрип пружин и кашель, раздавшийся сверху, дали мне понять, что Леша встал.

– Поехали прокатимся, а то мы помрем здесь.

– Как мы поедем? Ты же пил, – я зачем-то снова ударил по клавише синтезатора, но случайно задел другую. Контраст звуков вырвал меня из полусонного состояния.

– Это безалкогольное, ты же знаешь, я не сажусь за руль, если выпью, – он сделал паузу и добавил: – никогда.

Возможно, он таким образом напоминал мне, что авария, из-за которой я стал инвалидом, произошла именно по тому, что водитель был пьян, и Леша никогда не поступит так же. Типа моралист. Молодец прям.

– Куда поедем?

– Да все равно, поехали до центра, может, по пути встретим что-нибудь интересное. Если нет, просто покатаемся. Все, вставай, – сильная ладонь сжала мне плечо и начала приподнимать.

– Да иду, отвали.

У меня не было особого желания куда-то ехать, но Леша был прав, надо выбраться из дома хотя бы на часок, проветрить мозги.

Я поднялся и пошел в прихожую. Нагнулся, чтобы завязать шнурки на первых попавшихся кроссовках, и не заметил, как начал падать – потерял равновесие. Леша успел схватить меня за руку, но это не сильно помогло, я свалился на бок.

– Попросил бы меня, за минуту бы управились!

Я ничего не ответил, только подтянул к себе ногу с уже обутым кроссовком и, нащупав кончики шнурков, лежа на боку, не пытаясь встать, начал их завязывать.

Все это действие сопровождалось тяжелыми вздохами брата. Видимо, ему что-то не нравилось.

Когда я закончил, он помог подняться и до самой машины не выпускал мой локоть. Даже пока мы неподвижно стояли в лифте, он все равно держался за него, как за спасательный круг (вот, кстати, спасательный круг назвали кругом, а черепную коробку не назвали черепной сферой или как-нибудь так. Логики вообще никакой. Вы уж простите, но эта несостыковка никак не выходит из головы).

Двойной звук поскуливания умирающего тюленя обозначал, что машина открыта. Леша подвел меня к ней, открыл дверь и, придерживая мою голову, усадил на переднее сидение.

– Спасибо, хозяюшка, я пристегнусь сам! – резко сказал я, пытаясь снизить градус его заботы.

Вытянув руку вправо, я уткнулся пальцами в стекло, но, проведя ладонью немного вдоль, я нашел, что искал. Нащупав ремень безопасности, потянул его на себя и услышал звук открывающейся двери. Брат сел за руль. Тут же отнял ремень и вставил в замок, посчитав, что сам я с этим никогда не справлюсь. Достал!

– Ночь, темно и, походу, скачок электричества был в районе, фонари вырубились. Уже не в первый раз, а местные власти ничего с этим не делают! Как мне понять, куда ехать, когда ничерта не видно?! – начал причитать мой водитель.

– И не говори.

Скорость. Как понять, какая она, если не видеть спидометра и дороги, не слышать шум мотора и не чувствовать ветер? Брат говорит, что мы летим, а я этого не ощущаю. По-моему, все то же, каким и было на тот момент, пока я спокойно сидел дома в кресле, постукивая по клавише синтезатора. Скорость, скорее всего, показатель, который воспринимается психологически. Она действует на людей как наркотик, потому что непривычно видеть, как все цвета сливаются и переходят друг в друга, образуя какой-то новый мир. Попади мы в аварию на большой скорости в закрытой машине, я мог бы и не понять, что произошло, поэтому единственная нить, за которую я могу ухватиться в попытке открыть для себя понятие скорости, – это открытое окно. Я нащупал соответствующую кнопку на ручке двери и потянул ее на себя, игнорируя предостережения брата о простуде. Через секунду поток прохлады окатил лицо. Вот, теперь я хоть немного начал чувствовать, что такое скорость. Чем она больше, тем сильней ветер бьет по лицу. Я словно пес, которому разрешили высунуть морду из окна.

– Так..!

– Что случилось?

– Менты!

– И что? Ты же не пил.

– Да, не пил… Только тут ограничение сорок! Короче, сиди спокойно! – он раздраженно оттолкнул меня и начал копошиться в бардачке.

Два гулких удара по стеклу со стороны водителя. Следом тихий звук опускающегося стекла.

– Добрый вечер, сержант Куриляк, вы на перекрестке превысили скорость, – вопреки стереотипам, голос у этого, как сказал Леша, мента, был приятный и спокойный.

Реформа реформой, но не приживется у нас слово «полицейский» или, как на западе, «коп», нам «мент» роднее.

– Здравствуйте, знаю, виноват, но я вроде немного превысил. Спешим просто.

– Ну ладно, что значит немного? Летели просто, – мне определенно нравился его голос. Ему бы фильмы озвучивать или передачи по телевизору, а то там сплошняком какие-то сиплые туберкулезники или же писклявые гомосеки озвучивают. – Ладно, давайте документы.

Судя по всему, Леша залезал в бардачок именно за ними.

– Ладно, Алексей Григорьевич, вообще штраф должен вам выписать, но на первый раз отделались предупреждением, – «Не зря мне его голос понравился, похоже, он сам по себе парень неплохой», – промелькнуло у меня в голове.

– Так, а что ваш друг в темных очках? Вы трезвые? – теперь его голос изменился с доброжелательного на презрительный.

– Нет, сержант, он просто незрячий, поэтому очки носит.

Я зачем-то повернул голову в сторону разговаривающих людей. И почувствовал на себе тяжелый взгляд сержанта. У меня была уверенность, что в этот момент он смотрел на меня, хотя я и не мог этого увидеть.

Брат поспешил вмешаться.

– У него справка есть, если не верите. Марк, достань.

– Она в паспорте, а паспорт я дома оставил. Зачем мне справка о том, что я слепой, если это вроде как видно? – меня веселила создавшаяся ситуация. Надеюсь, сержант понимал, что в этот момент я обращался именно к нему.

– Ладно, снимите очки, – властная просьба служителя правопорядка была для меня ошеломляющей. Он думает, что увидит пустые глазницы? Эх, какие надежды подавал сержант Куриляк! Но первое впечатление обманчиво. Похоже, он даже тупее, чем можно было подумать.

– Сержант, а в чем, собственно, дело? Это я за рулем, он может быть хоть в нулину! – я услышал, как мой брат начал включать «хамло», и поспешил вмешаться.

– Лех, блин, давай без этого, хочу уже уехать.

Я спокойно снял очки. Повисло молчание. Понятия не имею, что увидел там сержант, но похоже, это помогло моему брату избежать неприятностей.

– Ладно, извините, езжайте… – я невольно заметил, что сержант Куриляк каждую новую фразу начинал со слова «ладно». По словарному запасу всегда можно понять интеллектуальное развитие человека. Кроме красивого голоса сержант Куриляк ничем выдающимся не обладал. Возможно, поэтому он не диктор телевидения, а постовой в ГАИ.