Василий Аронэ - Открой глазА. Книга-эксперимент

Сложно думать о высоком среди вечной стройки. Мысли переключаются на обыденное и повседневное. Справедливости ради скажу, что прогулка не была напрасной. Я смог добраться до палатки «Роспечати» недалеко от дома и купить несколько пальчиковых батареек для радиоприемника.

Кстати, раз уж заговорил о деньгах. Я прекрасно понимаю, что обмануть слепого касательного этого вопроса очень легко, поэтому никогда не совершаю крупные покупки сам. Все мои покупки обычно в пределах ста, двухсот, ну может, пятисот рублей (зависит от курса доллара). Сдачу я прошу выдавать монетами. Поэтому в подсчетах ничего сложного.

Хоть я и купил батарейки, проблем не убавилось – найти приемник без помощи Маши я не смог, поэтому все равно просидел почти половину дня без дела, слушая убогую отечественную телевизионную передачу про детективов.

Я никогда не чувствовал себя настолько бодрым в такую рань, несмотря на то что спал не особо хорошо. Я бы даже сказал, что ночка выдалась ужасная. Сны у меня не такие, как у обычных людей, но и не сплошная чернота, как можно было бы подумать. Хочу признаться: я обманул вас, сказав, что весь мой мир – черный. Это не так. То, что я вижу, а точнее сказать не вижу, невозможно объяснить словами и дать цветовую характеристику. Поэтому я решил, что для обычного человека будет проще воспринимать мое видение мира как сплошной черный туман.

Мои органы чувств развиваются с другой скоростью, поэтому понять мое мироощущение возможно, только если вы ослепните. А я этого не хочу.

Сон, который снился мне в эту ночь, был очень необычным. Редко мне снится что-то подобное. Несмотря на то что я слеп не от рождения, чаще всего мой сон – это линза разбитого кинескопа, которую я вижу перед собой, параллельно испытывая различные эмоции и чувства, слышу звуки и вдыхаю запахи, которые напоминают мне о каких-то моментах моей жизни, порождая различные ассоциации. В этот раз никакой линзы не было. Я был зрячим.

Невнятные обрывки картин моего детства, тех дней, когда я мог видеть. Цвета тусклые, предметы расплывчатые и очень нечеткие, весь мир похож на размешанную палитру старых тусклых красок. Я не мог отчетливо увидеть и понять, кто стоит передо мной, но я прекрасно чувствовал, глядя в размытые очертания лиц. Мама стояла рядом и что-то говорила. Было холодно, и шел дождь. Быть может, я путаю, это был не дождь, ведь все, что я видел, было размыто. Мама держала меня маленького за руку, мы куда-то спешили, но вдруг все резко изменилось. Вспыхнул яркий свет, будто упало солнце. И упало оно на нас. Я проснулся.

Я был весь потный и мокрый, чувствовал влагу от подушки. Потрогал лоб – похоже, небольшая температура. Может, мерещится? Мое дыхание было громким и частым. Я перелег на сухую часть кровати, после чего попытался воссоздать в голове хоть что-то из увиденного, очертания или хотя бы цвета, но все было безуспешно.

Я лежал без движения и не мог заснуть, не хотел закрывать глаза, потому что знал – больше ничего не увижу. Я старался, стиснув зубы, сохранить в своей голове те, пусть размытые и неочевидные, образы, но мозг играл со мной, как с ребенком: всякий раз, когда казалось, что я схватил за ниточку и потихоньку начал вытягивать на поверхность воспоминание, картинка исчезала, проваливаясь куда-то глубоко в недры сознания, так и не представ передо мной.

Через час, может быть, два организм поддался физической потребности в отдыхе, и я уснул. Треснутая линза кинескопа не заставила себя ждать, и больше этой ночью я ничего не видел, не слышал и не ощущал.

Утром энергии было хоть отбавляй. Ночь – период, когда все чувства обостряются, а утром, похоже, все обстоит ровно наоборот, потому что, доставая упаковку творога из холодильника, я не чувствовал особых переживаний касательно моего сна. Я был уверен, что эти эмоции еще вернутся, но только не в это утро.

Как и ночь, день должен был стать особенным – сегодня мы едем к Лебедеву. Может, неспокойная ночь объясняется скрытым волнением?

Мысли заполняли голову и не давали сосредоточиться. Я не мог открыть упаковку творога и минут пять пытался нащупать кончик этикетки, за который нужно потянуть. Наконец мои мучения прервал противный скрежет ключа в замке. Дверь открылась, но я не отреагировал. Волнение незаметно начало овладевать мной, перерастая в страх.

«Почему Леха пришел так рано? Наверно, Лебедев все отменил», – догадки разъедали меня, и как я ни пытался с собой справиться, ничего не получалось.

– Доброе утро, Марк, – вроде все в порядке. Голос у брата был веселый и бодрый, несмотря на то что Леша просто ненавидел рано вставать, особенно в выходные.

– Привет, что так рано? На какое время с Лебедевым договорились?

– Да тут такое дело… – Леха не успел произнести эту фразу, как внутри меня все упало. Казалось, я даже почувствовал, как мои органы ударились о внутреннюю часть пятки. – С Лебедевым, наверное, не получится.

Я перестал мучить банку творога и замер. Невероятно. Почему всегда, когда ждешь чего-то с фанатичным забвением, отсчитывая секунды, все накрывается огромной задницей?! (Кстати, я хоть и не видел, как выглядит задница, но прекрасно понимаю, почему именно ее используют для обозначения чего-то плохого. И это даже не из-за наших обычных физических процессов, а просто сама ее форма, какая-то странная и не внушающая доверия. Только не подумайте, что я конченный придурок и извращенец, трогающий свой зад, но на ощупь, по сравнению с другими частями тела, она самая неоднозначная. Хотя я знаю, что к женской заднице это не относится. Видимо, тут правда нужно быть зрячим, чтобы понять, почему так).

В секунду я был убит и раздавлен. Вся энергия, пульсирующая во мне с самого утра, испарилась. Я молча встал из-за стола, держась рукой за стену, и пошел в сторону своей комнаты…

– Ты че, поверил? Ха-ха! – я услышал надрывистый смех откуда-то из-за спины. – Да я прикалываюсь! Договорились в два часа у него!

– Ну ты и уролд!

– Ха-ха, надо было на камеру заснять… – внезапно Леша замолчал.

Меня невероятно раздражает, что он до сих пор осекается при упоминании вещей вроде видеокамеры или фотоаппарата. Он что, думает, я каждый день забываю о том, что слепой, а тут он бац и напомнил! И я горевать начну.

– Да ладно, проехали… Ты репетировал сегодня?

– Нет, хотел позавтракать, а потом поиграть. Кстати, открой мне творог, – я развернулся, сделал шаг и ударился головой о дверной косяк, но радость от того, что мы сегодня едем к Лебедеву, была настолько сильной, что я не почувствовал боли.

Я быстро закинул в себя завтрак и вернулся к синтезатору.

– Не буду тебе мешать, пойду пока в кино схожу, выпустили какой-то клевый фильм про супергероев, в 3D, – с сарказмом в голосе сказал брат, закрывая за собой дверь.