Александр Донцов - Феномен зависти. Homo invidens?

Здесь, уважаемый читатель, предлагаю задуматься: обоснован ли тезис о «недовольстве как сущностном состоянии человека» [8] Гусейнов А.А. Что же мы такое? С. 94–95. ? Если не вдаваться в дискуссию о природе сущности и «сущностным состоянием» считать нечто важное, думаю, это весьма верное определение. Многое из того, что современная психология знает о человеческих эмоциях и мотивации поведения, вполне ему соответствует. Достаточно вспомнить неоднократно зафиксированную ненасыщаемость человеческих потребностей. Еще Аристотель отмечал: вожделение не имеет предела и люди желают бесконечно. Обратившись к повседневному опыту и здравому смыслу, мы моментально вспомним массу вечно брюзжащих сограждан и анекдоты типа «если вам больше 30 и, проснувшись утром, вы не почувствовали никаких недомоганий, скорее всего, вы в раю». Состояние здоровья, размер зарплаты и квартиры, воспитанность детей, верность супругов, действия начальников, погода, наконец, – как правило, оставляют желать лучшего. Реже, но встречались на жизненном пути люди, болезненно недовольные собой. Один из классиков психоанализа Альфред Адлер (1870–1937) ставил им диагноз «комплекс неполноценности». Впрочем, не обязательно тревожить покой психоаналитиков. Поговорив «по душам» с близкими, вы и сами убедитесь, недовольство жизнью и даже собой – не исключение, а правило нашего менталитета.

Не будем слишком строги в оценке оснований этого тотального недовольства: фантомные боли в ампутированной конечности – медицинский факт. И все же, уважаемый читатель, не возникало ли у вас ощущение: чужие неприятности не столь фатальны, как собственные? Не случайно же мы с легкостью рекомендуем опечаленным друзьям не расстраиваться по пустякам, хотя самим подобный совет никогда не приносил утешения. То есть не везет, конечно, всем, но по-разному. И тут – эврика! – «эпохальное» открытие: все люди похожи по потребностям, но весьма не равны по возможностям преодолеть барьеры, возникшие на пути стремлений. Кому-то, как мы непременно обнаруживаем, дается легче выбраться из трясины всеобщего невезения. Почему счастье улыбнулось кому-то, а не мне? Господь помог? Случай подвернулся? Связи сработали? Или он и вправду умнее и работоспособнее? Возможно, читатель, ваше личное знакомство с чьим-либо превосходством в чем-то относительно значимом произошло по иному сценарию. Но в том, что оно состоялось, – увы – сомневаться не приходится. Достоверно известно лишь об одном персонаже, абсолютно уверенном в своем полном совершенстве. Догадались? Это сын речного бога Кефиса и нимфы Лариопы прекрасный юноша Нарцисс. Согласно древнегреческим мифам, увидев свое отражение в зеркальной глади источника, он влюбился в него, долго не мог оторваться от лицезрения самого себя и в конце концов умер от неразделенной любви, превратившись в одноименный цветок. Только ли мифическому Нарциссу присуще самолюбование? Поскольку термин «нарциссизм» более столетия активно используется психоаналитиками, идеализировать собственную личность научились и простые смертные. Понятно, самоуважение – необходимое условие выживания любого человека. Но поклонение себе любимому, радостная улыбка своему зеркальному отражению – удел особых – нарциссических – личностей, отличающихся хвастливой самонадеянностью, завышенной потребностью в восхищении окружающих. Помните, одна из пушкинских героинь постоянно требовала у зеркальца подтвердить свою исключительную красоту? И если даже ее посещали сомнения, что говорить о нас с вами, читатель. Не обладая столь раздутым Я-образом, мы-то знаем, есть некто и милее, и краше. Можно продолжить: и здоровее, и богаче, и удачливее… Как мы относимся к людям, обладающим тем желанным, чего лишены сами? Искренне восхищаемся? Уважаем и преклоняемся? Берем за образец и пытаемся добиться того же? Опускаем руки и впадаем в уныние? Возмущаемся и ненавидим? Стремимся присвоить или уничтожить чужой дар? Остаемся невозмутимо спокойными? «По-разному», – возможно, ответите вы, и будете правы. Но от чего зависит это «по-разному»? От того, кто и каковы мы сами? От того, кто и каковы обладающие нам недостающим? От того, каковы объекты нашего вожделения, волею судьбы доставшиеся не нам, а «им»? От ситуации и обстоятельств, в которых мы оказались?

Реакция на чужой успех, о котором трубят средства массовой информации, регулярно сообщают наши собственные ощущения, – настолько важная особенность жизни современного человека, что вполне достойна стать предметом специального расследования. Слово «рейтинг», еще недавно известное лишь специалистам, сегодня общепонятно. Дело не только в выборных технологиях, ставших достоянием гласности. Вся наша публичная жизнь насквозь пропитана атмосферой конкурса (кастинга, рекрутинга, лотереи и т. п.). А в них, известно, подавляющее большинство проигрывает. Божество миллионов, успех всегда торжество единиц. А ведь так хотелось угадать букву, слово, мелодию, получить грант, премию, быть номинированным, сорвать джек-пот, купить машину получше. Но искомую должность получил коллега, шавка соседа отхватила приз на собачьей выставке, близкий родственник отправился на отдых не в дальнее Подмосковье, а на Красное море, детей из квартиры напротив ставят нашим в пример. Мы-то чем хуже? Не так давно услышал в свойской компании очередной анекдот о золотой рыбке. Пообещав, как обычно, исполнить любое желание, в этот раз она предупредила просителя, что его соседу то же самое достанется вдвойне. В ответ без запинки прозвучало: «Лиши меня, золотая, одного глаза». Рассказчик умолк, ожидающе улыбнулся, но реакции не последовало, перешли на другую тему. По-видимому, этот дикий запрос не прозвучал вызывающей смех неожиданностью. Один из моих любимых острословов Франсуа де Ларошфуко (1613–1680) съязвил: «У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего» («Максимы», 19). А счастье? Способны ли мы сорадоваться? Или «наша зависть всегда долговечнее чужого счастья, которому мы завидуем» («Максимы», 476)?

В наш разговор, вы заметили, тихонько проникло заглавное слово «зависть». Понятно, почему тихонько: «Люди часто похваляются самыми преступными страстями, но в зависти, страсти робкой и стыдливой, никто не смеет признаться» («Максимы», 27). Поскольку мы беседуем доверительно, с глазу на глаз, давайте, положа руку на сердце, признаемся: это чувство хотя бы единожды посещало и нас. И уж совсем незачем скрывать, когда мы сами добивались чего-то значимого или просто везло, кое-кто из окружающих поглядывал с завистью. Упомянутый Ларошфуко даже полагает: «Зло, которое мы причиняем, навлекает на нас меньше ненависти и преследований, чем наши достоинства» («Максимы», 29). Впрочем, «Максимы» впервые изданы в 1665 году. «Истории о греко-персидских войнах» завершены Геродотом в 428 г. до н. э., т. е. за две тысячи лет до публикации прославившего герцога произведения. Описывая выдающиеся деяния эллинов и варваров в период 550–479 гг. до н. э., искренне веря в сверхъестественный порядок вещей, высшую справедливость, воздающую каждому по заслугам, отец истории отметил, что «зависть изначально присуща человеческой натуре».