Гари Голдсмит - Клинические и исторические аспекты психоанализа. Избранные работы

Томас Огден создал концепцию «аналитического третьего» в своем представлении об интерсубъективности. Согласно ему, аналитический процесс отражает нечто большее, нежели взаимодействующие субъективности аналитика и пациента. Здесь существует и третья субъективность, которую они называет «аналитический третий». Это творение аналитика и анализанда, т. е. продукт уникальной пары, образовавшейся в данном процессе. Интерсубъективное переживание является «продуктом уникального взаимодействия, выработанного с помощью отдельных субъективностей аналитика и анализанда в рамках аналитического сеттинга – и между ними» (Ogden, 1997). Огден полагает, что «нет ни аналитика, ни анализанда, ни анализа в отсутствие этого третьего». Здесь опять же прослеживается нить идеи об аналитическом поле как новом создании, а не просто воспроизведении кристаллизовавшихся паттернов.

Когда читаешь работы поздних авторов, может прийти мысль, что психоанализ изменился в соответствии с переменами в окружающем интеллектуальном климате. Имея это в виду, Арнольд Купер (Cooper, 1987) предположил, что в истории переноса и его интерпретации существуют две главных темы. «Первая, близкая к Фрейду, состоит в том, что перенос есть разыгрывание прежних отношений, и задача интерпретации переноса состоит в том, чтобы обнаружить, как эти ранние инфантильные отношения искажают… отношение к аналитику. Согласно второй точке зрения, перенос является новым переживанием, а не воплощением старого. Цель интерпретации переноса состоит в том, чтобы донести до сознания все аспекты этого нового переживания, включая его окрашивание прошлым». Он называет эти две модели исторической и модернистской. Здесь он не концентрируется на технике и отмечает, что, к примеру, интерпретация «здесь и сейчас» может использоваться в обеих моделях. Его внимание сосредоточено на концептуальных моделях. «Историческая модель рассматривает инфантильный невроз как „факт“ центральной значимости, который необходимо раскрыть. Это позитивистская научная установка. На модернистский взгляд, такой невроз – набор текущих фантазий, а не исторический факт. С модернистской точки зрения сущностью анализа является сопротивление в переносе, требующее проработки в первую очередь из-за ригидности, накладываемой им на пациента, а не из-за важной тайны, которую оно скрывает».

В исторической модели аналитик является экраном для проекции. Но «согласно модернистской точке зрения, аналитик является активным участником, личные характеристики которого значительно влияют на содержание и форму переноса и который сам меняется в процессе лечения». Суть того, о чем говорит Купер, состоит в том, что эти взгляды отражают перемену в философском, научном и культурном климате. Изменения в психоаналитической теории и психоаналитический плюрализм сообразны изменениям в более общем философском и культурном мировоззрении, влияющем на способы понимания прошлого и настоящего. Купер пишет: «Хотя существует прошлое там и тогда, оно познаваемо только через фильтр здесь и сейчас». И еще: «Нет другого прошлого, чем то, что мы конструируем, и нет возможности понять прошлое, кроме как через его отношение к настоящему». Не забудем добавить, что, в свою очередь, психоанализ сам повлиял на философский и психологический климат двадцатого века.

Следствием этих различных моделей является то, что они ведут к различному поведению аналитика. «Молчаливый, сдержанный аналитик вызовет иные реакции у пациента, чем… оживленный, более отзывчивый аналитик. … Но мы также знаем, что почти всякое поведение аналитика, включая сдержанность или молчание, непосредственно влияет на реакции пациента. … Таким образом, нелегко узнать, что является… последствиями поведения аналитика, а что – интрапсихически обусловленным поведением пациента».

Сегодня я хотел донести до вас, что все эти точки зрения влияют на то, как аналитик работает. Такие различия являются дополнением к контрпереносу, существующему независимо от техники, применяемой аналитиком. При обучении каждого аналитика и его самоанализе очень важно взглянуть на теории поведения, которых он придерживается, и попытаться понять, почему именно их он взял на вооружение. Это расширит ваше понимание того, что происходит на «игровой площадке» переноса.

Понимание истории идей относительно переноса может расширить восприятие этих отношений. Окончательной целью, я твердо уверен, является повышение нашей способности слушать. Чем более гибко мы способны слушать сообщения пациента (вместо того чтобы придерживаться заранее установленного способа слушания), тем более мы способны слышать пациента в его индивидуальности, а не искать подтверждения тому, что мы уже знаем теоретически. Это также позволяет пациенту более глубоко ощущать наше участие в процессе. Авторы, которых я обсуждал, обладали способностью свежего восприятия. Они были готовы к тому, что их знаний может не хватить для понимания данного конкретного пациента, сидящего напротив.

Хотя мы и можем описать много различных типов основных переносов, как только что сделал я, будьте уверены, что каждый раз вы будете сталкиваться с новым переносом – переносом пациента, сидящего в вашем кабинете. Каждый человек может рассказать что-то уникальное. Он всегда говорит вам больше, чем вы думаете, и больше, чем знает сам. Открытие того, что же именно это такое, даст вам возможность лучше лечить пациента и – не исключено – внести вклад в наш общий фонд знаний.

В истории психоанализа и психотерапии роль терапевтического сеттинга на протяжении долгого времени считалась сама собой разумеющейся. Не трудно увидеть, почему это было так. С тех пор как сеттинг стал обозначать базовую договоренность, необходимую для проведения лечения, он рассматривался как всего лишь структурная или физическая предпосылка плюс контракт о лечении и правила поведения для пациента и терапевта, без дальнейшего его уточнения. То есть он, казалось, не нуждается в дальнейшем обсуждении – сеттинг присутствует везде, в разных сферах и ситуациях. Фрейд был первым, кто описал роль психоаналитического сеттинга как базовую платформу для лечения; в серии статей по технике психоанализа он сосредоточился на этом более детально. Но функция сеттинга и его психодинамическое значение не исследовались очень долго – до тех пор, пока другие мыслители не обратили на него свое внимание. Им помогали годы накопленного клинического опыта, который указывал на невозможность игнорирования того, что сеттинг имеет свое собственное динамическое значение – практика работы с пациентами, которые бросали вызов договоренностям сеттинга или нарушали его, требовала, чтобы сеттинг стал объектом повышенного клинического внимания и интереса. Более глубокий смысл его динамической функции стал понятным, когда развитие психоаналитической теории (особенно теории объектных отношений) помогло пролить свет на различные аспекты психологического развития в детстве и когда увеличился наш диапазон клинической работы с разными категориями пациентов.