Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики

В годы своей юности он поразительно походил на хорошенькую девушку как по наружности, так и по голосу и манерам. В двадцать лет он имел прекрасные белокурые волосы, томные светло-голубые глаза, нежный цвет лица. Д’Еон был небольшого роста, гибкий и стройный. Его маленькие руки и ноги, казалось, должны были бы принадлежать не мужчине, а даме-аристократке. Над губой, на подбородке и на щеках у него пробивался только легкий пушок как на спелом персике. В мемуарах о д’Еоне передавалось, что на одном из блестящих придворных маскарадах, проводившихся в царствование Людовика XV, находился кавалер д’Еон с одной своей знакомой, молоденькой графиней де-Рошфор, которая убедила его нарядиться в женский костюм. Переодетый шевалье был замечен как хорошенькая женщина королем, и когда Людовик узнал о своей ошибке, то ему пришло в голову воспользоваться женственной наружностью д’Еона для своих дипломатических целей. Возможно, однако, что весь этот рассказ не имеет под собой реальной основы. Из достоверных документов о д’Еоне нельзя узнать с точностью, почему именно явилась у Людовика XV мысль об отправке д’Еона в женском костюме тайным дипломатическим агентом ко двору императрицы Елизаветы Петровны.

Непосредственные связи России с Францией начались в первой четверти XVII столетия, а с 1702 года было учреждено постоянное французское посольство в России. В числе замечательных послов того времени был Кампредон, назначенный в 1721 году. В 1734 году место французского посла в Петербурге занял Понтон де-Етан. При нем последовало между петербургским и версальским дворами некоторое охлаждение, но дело вскоре поправилось с назначением в Париж русским послом известного князя Антиоха Кантемира. В это же время французским послом в России стал маркиз де-ла Шетарди. Его деятельность была весьма заметна при перевороте, доставившем императорскую корону цесаревне Елизавете Петровне. В августе 1742 года место де-ла-Шетарди занял д’Юссон д’Альон, не умевший, однако, сохранить влияние, приобретенное при русском дворе его энергичным и ловким предшественником. В 1743 году Шетарди снова появился в Петербурге в звании полномочного посла. Его главной задачей было воспрепятствовать императрице Елизавете заключить союз с Австрией и Англией против Франции и Пруссии. Так как при дворе императрицы главным и могущественным противником Франции считался канцлер граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, то маркизу Шетарди было поручено способствовать низвержению канцлера. Маркиз был вовлечен в придворные интриги, но неудачно. Дело кончилось тем, что канцлер удержался на своем месте, а маркиз де-ла-Шетарди не только был выслан из Петербурга, но и, по повелению Людовика XV, первоначально был заключен в цитадель города Монпелье, а потом удален на жительство в свое поместье. После Шетарди 27 марта 1745 года французским послом был вновь назначен д’Альон, привезший с собой грамоту, окончательно признававшую за Елизаветой Петровной титул императрицы всероссийской.

После этого отношения России и Франции нормализовались, однако, совсем неожиданно произошел случай, расстроивший эти отношения. На одном из торжественных придворных собраний, происходивших в Лондоне, французский посол Шатле заспорил с русским послом графом Чернышовым о первенстве стран. Шатле не только наговорил ему публично дерзостей, но даже столкнул Чернышова с занятого им места. Чернышов смиренно перенес такое оскорбление, но императрица взглянула на это происшествие совершенно иначе. В результате король был вынужден отозвать д’Альона из Петербурга, где вместо упраздненного французского посольства осталось только консульство.

Между тем, Франция все сильнее и сильнее начала чувствовать невыгодность своего отчуждения от России. Людовик XV первый решился на попытку восстановить дружеские отношения с Елизаветой Петровной. Она, со своей стороны, находясь под сильным влиянием Ивана Ивановича Шувалова, была не прочь увидеть снова в Петербурге французское посольство. Но о готовности императрицы предварительно следовало хорошо осведомиться, чтобы не получить унизительного для Франции отказа. Поэтому Людовик XV приступил к сближению с Россией самым ухищренным способом.

Он решил послать в Петербург специального тайного агента.

Однако посылка в Россию в ту пору для разведок обыкновенных агентов представлялась делом нелегким, в особенности после того, как один из таких агентов, шевалье Вилькруассан, был открыт, признан шпионом и посажен в Шлиссельбургскую крепость. Поэтому выбор Людовика XV остановился на кандидатуре кавалера Дугласа-Макензи, проживавшего в ту пору в Париже. Этот кавалер был изгнан из Великобритании за свою приверженность падшей династии Стюардов и, будучи шотландцем, всей душой ненавидел англичан. Иностранное происхождение Дугласа, по-видимому, отклонило бы в Петербурге мысль о том, что он мог быть тайным агентом французского короля. Рассчитывая также на ловкость и проницательность Дугласа, Людовик XV предложил ему отправиться в Петербург для политических рекогносцировок. Вместе с тем он подумывал и о том, кого бы дать ему в помощники. Так как самая главная задача посольства Дугласа состояла в личном сближении короля с императрицей Елизаветой Петровной, то следовало подыскать в помощники Дугласу такую личность, которая, не навлекая на себя никакого подозрения, могла бы проникнуть в покои императрицы и беседовать с ней с глазу на глаз. Совершенно подходим к выполнению такой задачи представлялся переодетый в женское платье кавалер д’Еон.

Однако в отношении этой кандидатуры у короля все же возникал вопрос: сможет ли переодетый в женский наряд кавалер выполнить как следует те важные государственные поручения, которые на него возлагались? Особые обстоятельства способствовали разрешению этого вопроса в пользу д’Еона.

Среди близких к Людовику XV царедворцев был принц Конти, происходивший из фамилии Конде, которая вела свое начало от младшей линии бурбонского дома и, следовательно, считалась родственной королевской династии. Дед этого принца Конти-Франсуа-Луи (1664–1709) в 1697 году, после смерти короля Яна Собесского, был избран на польский престол. Ему, однако, не удалось покоролевствовать в Польше, т. к. его успел отстранить более счастливый соперник — Август II, курфюрст саксонский. Тем не менее, внук его, принц Конти, был не прочь от притязаний на польскую корону. Эти притязания, по-видимому, были готовы осуществиться, когда в 1745 году в Париж явились некоторые польские магнаты с поручением от значительного числа своих соотечественников предложить принцу Конти голоса в его пользу при выборе короля Польши. Людовик XV не находил для себя удобным лично вмешиваться в это дело, а потому поручил самому принцу Конти вести переговоры с польскими депутатами насчет сделанного ему предложения.

Читать дальше