Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики

В то время в заведование принца Конти входила вся политика Франции по делам северных государств. А так как посылка д’Еона касалась России, то главным советником короля и явился принц Конти. В свою очередь, честолюбивый принц не терял надежды рано или поздно стать польским королем. Поэтому ему было очень кстати иметь в Петербурге (где главным образом должна была происходить развязка каждого возникавшего в Польше вопроса) верного и преданного человека. Таким человеком он считал д’Еона, с которым был достаточно близок. Дело в том, что принц Конти был стихотворцем, хотя и не очень хорошим. Главным его затруднением на этом поприще был поиск рифмы. Светлейший поэт находил их с великим трудом. Самым усердным его помощником в этих занятиях был кавалер д’Еон, который благодаря некоторым своим сочинениям попал в круг тогдашних лучших французских писателей, а через них познакомился и с принцем Конти. Поэтому когда Людовик XV предположил послать в Петербург вместе с кавалером Дугласом переодетого в женское платье д’Еона, он нашел со стороны своего советника сильную поддержку этому предложению.

Сохранилось известие, что на такую таинственную посылку д’Еона имела большое влияние и маркиза Помпадур, которая, изведав на своем опыте, какую силу может иметь женщина в государственных делах, внушала королю, что сближение между ним и русской императрицей сумеет лучше всего устроить женщина.

Таким образом, поездка д’Еона в Петербург была решена окончательно. При этом для конспирации Дуглас отправлялся в Россию под видом частного лица с поручением относительно закупки мехов, а сопровождавшего его д’Еона он должен был выдавать за свою племянницу. Кроме того, Дуглас мог выдавать себя и за ученого путешественника, т. к. его специальностью была геология.

При отправлении Дугласа в Петербург ему было вменено в обязанность ознакомиться с внутренним положением России, с состоянием ее армии и флота и с отношением к императрице разных придворных личностей и партий и со всем тем, «что может быть полезно и любопытно для Его Величества». О всех своих наблюдениях в России Дуглас должен был составлять только краткие, отрывочные заметки, которые он мог бы обратить в систематическое изложение не иначе, как только по возвращении во Францию. Собственно королю Дуглас мог написать из Петербурга только одно письмо и то условным языком, для чего были приняты выражения, относящиеся к торговле мехами. Так, «черная лисица» должна была означать английского посла в Петербурге кавалера Вилльямса Генбюри, выражение «горностай в ходу» означало преобладание русской партии и т. д.

Инструкция, данная Дугласу 1 июня 1755 года (ею должен был руководствоваться и д’Еон), была написана таким мелким шрифтом и с такими сокращениями, что, хотя она и была обширна по содержанию, но могла быть спрятана между стенками табакерки.

Согласно этой инструкции тайные агенты Людовика XV должны были навести самым секретным образом справки о том, до какой степени были успешны переговоры Вилльямса относительно доставки из России в Англию вспомогательного войска; разведать о численном составе русской армии, о состоянии русского флота, о ходе русской торговли, о расположении русских к настоящему их правительству; о степени кредита, каким пользовались Бестужев и Воронцов; о фаворитах императрицы и о том влиянии, какое имеют они на министров; о согласии или раздорах между этими последними, об отношениях их к фаворитам; об участи бывшего императора Ивана Антоновича и его отца принца Брауншвейгского.

Наблюдения и разведка тайных французских агентов в Петербурге не ограничивались только этим. Им поручалось узнать о расположении народа к наследнику престола, великому князю Петру Федоровичу, в особенности после того, как у него родился сын; о том, нет ли у принца Ивана Антоновича приверженцев и не поддерживает ли их тайно Англия? Дуглас и д’Еон должны были также проведать о том, расположены ли русские к миру и не имеют ли неохоты к войне, в особенности с Германией, о настоящих и будущих видах России на Польшу, о ее намерениях относительно Швеции; о том впечатлении, какое произвели в Петербурге смерть султана Махмуда и вступление на престол Османа; о причинах, побудивших вызвать из Малороссии гетмана Разумовского; о том, что думают относительно преданности малороссийских казаков императорскому правительству и о той системе, какой оно держится в отношении к ним.

Некоторые из пунктов относились исключительно к д’Еону, который, как предполагалось, должен был войти в непосредственные отношения с самой императрицей. В этих пунктах ему поручалось разведать о тех чувствах, которые Елизавета Петровна питает к Франции, и о том, не воспрепятствуют ли ее министры установлению прямой корреспонденции с Людовиком XV; о тех партиях, на которые разделяется русский двор; о лицах, пользующихся особым доверием императрицы; о расположении ее самой и ее министров к венскому и лондонскому кабинетам.

Исполнить такую обширную и разнообразную инструкцию было делом нелегким, и если Дуглас не удовлетворил полностью ожидания короля, то его помощник (или, вернее сказать, помощница) исполнил данные ему поручения к полному удовольствию Его Величества.

Кроме приведенной инструкции, Дугласу была дана еще дополнительная инструкция, которая касалась исключительно политики России по отношению к Турции. В ней излагались жалобы оттоманской Порты на русское правительство. Дугласу поручалось проверить эти жалобы и собрать самые обстоятельные сведения относительно них.

И вот, наконец, Дуглас и его мнимая племянница, совершив свое путешествие в Россию по предложенному Людовиком XV маршруту через Германию, Польшу и Курляндию, где они также собирали интересующие французскую разведку сведения, приехали в Петербург. Здесь и началась замечательная и своеобразная деятельность кавалера д’Еона, снабженного за счет принца Конти всеми принадлежностями роскошного дамского туалета. Такая щедрость принца объяснялась тем, что он, отправляя д’Еона в Петербург, рассчитывал не только на осуществление с его помощью своих видов на польский престол. В случае неудачи в этом своем намерении он дал д’Еону еще особые поручения. Не только сам принц Конти, но и покровительствовавший ему Людовик XV считали возможным брак принца с Елизаветой Петровной. Наконец, если бы такой предполагаемый брак оказался невозможным, то д’Еон должен был постараться для того, чтобы императрица предоставила принцу Конти быть главным начальником над своими войсками, или добыла бы ему небольшое княжество, например Курляндию, не имевшую в то время герцога. Попасть на курляндский трон казалось для принца Конти делом чрезвычайно важным, т. к. оттуда ему было уже гораздо легче, нежели прямо из Парижа, при первом же удобном случае перебраться на польский престол.