Татьяна Ревяко - Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Все арестанты были закованы в кандалы, а многие имели даже «двойные» и «тройные железа» для безопасности, чтобы не могли уйти с работы. Более всего поразило Болотова обилие в остроге вшей. Производя ежедневную перекличку арестантов, он сам обовшивел. Для предохранения себя от вшей, дождем сыпавшихся с подвешенных к потолку коек, Болотову пришлось надевать на голову шляпу с широкими полями и облекаться в плащ («Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков», 1738–1793 гг., «Русская старина», 1870, т. 1, приложение, стр. 338).

По-видимому, самым лучшим зданием острога в России было воздвигнутое в Москве, надо полагать, после 1775 г. Этот острог состоял из четырех отделений, примыкавших своими коридорами к общему центру, где находилась церковь. За общей оградой, кроме этого центрального здания острога, находились четыре мощеных двора и несколько жилых строений и зданий для разных надобностей. В одном из зданий были квартиры тюремного духовенства и палачей — «заплечных мастеров» (таково их официальное название).

В остроге было много помещений, в том числе больница. Было много разных кладовых: для обуви, для продуктов и др. Имелись кухня, прачечная, квасная, пекарня. Воинские арестанты помещались в особой казарме. В особой камере помещались гражданские чиновники. Подследственные не смешивались с осужденными. Для женщин было особое помещение. Поддержание чистоты было возложено на самих арестантов. Это описание московского тюремного замка — официальное. Оно было опубликовано в 1817 г. и оставалось единственным опубликованным за очень долгий период.

Тюремная администрация в острогах, можно сказать, отсутствовала, т. к. во многих местах единственным начальником острога являлся конвойный офицер. Постоянный надзор за арестантами вверялся полицейским чинам. В дальнейшем была введена должность тюремного смотрителя.

В конце 1817 г. англичанин Вальтер Венинг после осмотра им мест заключения Петербурга представил Александру I доклад.

В этом докладе при характеристике отдельных мест лишения свободы Венингу приходится повторяться. Не было ни одной тюрьмы, о которой он мог бы сказать, что там было чисто, сухо и просторно. Наоборот, повсюду была непролазная грязь, и тюремный двор мало чем отличался от тюремного пола, который не мыли со дня устройства тюрьмы. Зловоние от тюремных нужников на дворе, не очищавшихся много лет, соперничало со зловонием внутри самой тюрьмы. Не было разделения арестантов по преступлениям, осужденных от обвиняемых, арестованных детей от взрослых и разобщения по полу: женщины содержались вместе с мужчинами или вместе с караульными солдатами. Всюду Венинг находил кандалы, цепи, в том числе и шейные, стулья, колодки и рогатки. Везде недоставало света, воздуха, чистоты. Отсюда проистекало отмеченное Венингом распространение болезней.

Постоянным правилом острога было не допускать арестантов «пожить по-своему, повеселиться по-людски». В результате острог вынужден был веселиться совсем не по-людски, создавать свои острожные развлечения такого характера, каких не знала жизнь на свободе. Эти развлечения были грязны и противоестественны в такой же степени, как был грязен сам острог и как был противоестественен весь его режим. Таковы были игры со вшами, которых их обладатели использовали как рысаков для состязания в быстроте бега. Такова же была охота на других постоянных обитателей тюрьмы — клопов, которых тюремный жаргон называл «бекасами», а потому и охота на них была известна под заманчивым названием «охоты на бекасов». Уничтожение клопов выливалось в формы, напоминавшие настоящую охоту с облавой на зверя, с расстановкой цепи охотников и пр.

Многие из игр в тюрьме носили жестокий или отвратительно-грязный характер. Таковы были, например, «присяга», которую заставляли принимать вновь прибывшего заключенного, или свадьба, когда тюремный разврат облекался в форму театрального представления с пением, с пляской, с переодеванием и пр. Жестоки были игры в «ложки», когда заключенные били друг друга деревянными ложками по оголенному животу, сначала поплевав на него, или «жмурки», с беспощадным битьем жгутами, «банки», когда наносились удары по оттянутой с живота коже, и пр.

(М. Н. Гернет. В тюрьме. Очерки тюремной психологии. М., 1925, стр. 47–72)

Названия «рогатки» и «стулья» звучат для нашего времени совсем необычно и вызывают недоуменный вопрос о тех предметах, которые носили эти названия. Но история тюрьмы тесно связана с этими орудиями отягощения тюремного заключения.

Под названием «рогаток» подразумевались особые металлические ошейники, на внешней поверхности которых были вделаны железные прутья или гвозди, настолько длинные, что арестант с такой рогаткой на шее был лишен возможности прилечь и был вынужден все время оставаться стоя или в сидячем положении, но не прислоняясь спиною к чему-либо. Число таких гвоздей на обруче ошейника было три, а размер каждого такого прута — 20 см. В Государственном историческом музее в Москве хранится два экземпляра таких рогаток. Они были чрезвычайно распространены в XVIII–XIX вв.

Имеется описание и других рогаток, которые надевались не на шею, а на голову. Об употреблении этих рогаток в тюрьме Соловецкого монастыря писал Ефименко, описавший их так: «Рогатками назывался инструмент, надевавшийся на голову. Он состоял из железного обруча вокруг головы, ото лба к затылку, замыкавшегося с помощью двух цепей, которые опускались вниз от висков, на замок под подбородком. К этому обручу было приделано перпендикулярно несколько длинных железных шипов» (Ефименко. Кальнишевский, последний кошевой Запорожской Сечи, «Русская старина», 1875, т. XIV, стр. 414).

Вальтер Венинг описал «стулья» так: «…тяжелые эти стулья колодники принуждены таскать на себе, входя в нужные места, которые находятся на дальнем расстоянии». До 1941 г. экземпляр такого стула находился во Всесоюзном институте юридических наук в Москве. Он представлял собой короткий, в 75 см, тяжелый чурбан, окованный железным обручем. В один из концов этого чурбана вбит довольно массивный костыль на короткой цепи, заканчивающейся металлическим ошейником.

Что касается колодок, то их форма была очень различна, и они предназначались для надевания на ноги, на руки и на шею.

Еще разнообразнее было устройство цепей, предназначенных для надевания на руки, на ноги, на шею или вокруг тела по поясу, а также для приковывания к стене или полу.

Член Попечительного о тюрьмах общества Магницкий в своей записке от 1820 г., воспроизведенной в печати в 1879 г., свидетельствует о широком распространении рогаток, колодок и пр., а также знакомит читателей и с их устройством. Он писал: «Колоды, кандалы, оковы, стулья с цепями и рогатки не только во всех градских и земских полициях, но в каждом волостном и сельском правлении находятся. В них нет никакой соразмерности. Я сам видел в Симбирской губернии колоды из цельного дерева в аршин длиною надетыми на ноги несчастным и запретил их формальным образом правлению».