Виктор Кандыба - Чудотворцы и чудеса. Энциклопедия сверхвозможностей человека

На площадку для танца вбежал стройный мужчина, размахивая сосиаби — длинным танцевальным жезлом с острым и блестящим бронзовым топориком на конце. Резкими движениями жезла он изображал молнию. Удары барабанов создавали впечатление отдаленного грома. Танцор стал кружиться на месте во все ускоряющемся темпе. Затем, зажав жезл в зубах, он начал выделывать немыслимые фигуры. К нему постепенно присоединялись другие танцоры. Извиваясь в танце, они иногда склонялись так низко, что касались лбами земли. Солист с жезлом как одержимый носился вдоль окружавших площадку людей, размахивая своим жезлом, чуть не задевая им зрителей.

В начале танца на небосклоне не было ни облачка. Некоторое время спустя, взглянув случайно вверх, я заметил, что небо стали затягивать грозовые облака. Танец продолжался, послышались раскаты грома, еще больше воодушевившие танцоров. Они с криками и гримасами совершали дикие прыжки. Я чувствовал, что и меня постепенно захватывает безумие, овладевшее ими, но оно не помешало мне испытать беспокойство при мысли, что тяжелые тучи, собиравшееся на нами, помешают мне делать снимки.

Принц Ахо, казалось, почувствовал мое беспокойство. Он склонил свой могучий торс ко мне и сказал на ухо:

— Дождя не будет, мы не разрешаем ему идти без танца дождя.

Я пользовался каждым мгновением для съемок, стараясь запечатлеть все детали этого зрелища. Но небо вскоре заволокло настолько, что продолжать съемку стало невозможно. Воздух был горячим и влажным, температура явно превысила сто градусов. Раскаты грома приближались, сливаясь с грохотом барабанов. Я ждал, что вот-вот блеснет молния и разразится ливень. Но раздался еще один удар грома, и танец неожиданно прекратился.

Танцор с жезлом сделал последний пируэт и упал на землю почти у ног принца. На его толстых губах выступила пена. По тому, как он ткнулся в землю, не оставалось сомнения, что он действительно дошел до полного изнеможения. Он буквально дотанцевался до потери сознания.

Принц обернулся ко мне, на его отвислых губах появилась улыбка, он поднял глаза к небу. Солнце снова ярко сияло в густом синем небе. Угроза дождя миновала.

— На этот раз мы устроили это зрелище для развлечения, — сказал он, смеясь, — но в лесах это развлечение иногда кончается плохо для жрецов: их убивают, если гром будет сопровождаться дождем.

Я не мог вспомнить о Лусунгу, о ее нежелании заниматься предсказаниями погоды. До сегодняшнего дня я так и не понимаю, почему все же не было дождя; могу только подозревать, что принц Ахо располагал собственной, неведомой мне метеослужбой.

Может быть, самым ярким примером танца как средства психологической разрядки служит так называемый «танец одержимости». Этот термин обычно применяют к африканским танцам. Однако тому, кто наблюдал различные виды подобных танцев — от самых примитивных до самых совершенных в художественном отношении, — ясно, что в различных странах они преследуют одинаковые цели.

Рисунок танца и музыка всегда контролируются и направляются жрецом и знахарем. Очевидно, что тем самым он регламентирует воздействие танца. Если целью этого контроля является «изгнание духов», то танец носит характер психологической разрядки, излечивает человека от недугов и возвращает к нормальному образу жизни.

На индонезийском острове Бали я был свидетелем самого неистового и фантастического танца из всех, которые мне приходилось когда-либо видеть. Он называется «танцем криса», потому что танцующие в неистовстве буквально пронзают себя своими острыми крисами, или мечами.

Я путешествовал, по северной части острова, когда услышал, что в одной из деревень идут приготовления к такому танцу. Чаг сто он длится в течение нескольких дней, и я решил туда поехать. Подъезжая к городу, мы были вынуждены свернутые дорога, чтобы пропустить процессию, состоявшую из женщин и мужчин, одетых в яркие одежды. Мой гид объяснил мне, что эти люди тут в деревню Пак Себали, где готовится «танец криса».

Я присоединился к идущей в гору процессии и шел за ней около двух миль, пока не добрался до плато на вершине холма. Оттуда открывался красивый вид — вниз террасами опускались рисовые поля, зеленели кокосовые рощи. На плато среди огромного двора, обнесенного низкой глинобитной стеной, стоял «храм» построенный из обтесанных кусков лавы и кирпичей из необожженной глины. На остроконечных башенках развевались флаги.

Подойдя ближе, мы увидели во дворе большие столы с множеством всякой снеди — лепешек и неизвестных мне деликатесов, уложенных затейливыми узорами. Послышались звуки музыки, легкой и звенящей, и из «храма» вышел человек, неся белый зонт на длинном — футов десять — шесте. За ним появилась группа музыкантов, а лотом потянулась вереница девушек — около пятидесяти: На головах у них были громадные украшения из цветов. Процессия прошла через ворота и спустилась на дорогу, ведущую к реке у подножия холма.

Суть танца, как я узнал позднее, основана на представлении о том, что в определенное время — первое новолуние нового года — в жителей деревни якобы могут вселяться боги. Бывали случаи, когда во время этих обрядов все жители впадали в состояние коллективного транса.

Я был поражен, когда увидел процессию «избранных», которая вдруг появилась перед глазами. Они шли вверх по той дороге, по которой спускались девушки; ритмично двигались вперед шаг за шагом и пели, но движения их были какие-то неуверенные и даже неуклюжие Глаза были широко открыты и неподвижны, как будто у них не было сил опустить веки. Казалось, они впали в транс.

Время от времени кто-нибудь из них делал полуоборот в сторону и направлял острие своего криса себе в грудь. Порой, воткнув рукоятку криса в землю, они делали над ним круг, прижавшись грудью к острию. Процессия подошла к воротам, и я увидел, что у многих течет кровь из ран на груди, однако они, казалось, не замечали этого.

Следом за этой процессией шли люди с носилками, имевшими форму корыта футов шесть в длину и два в ширину, державшимися на двух длинных бамбуковых шестах. На каждых носилках, в домике, похожем на ящик, находился божок.

Когда процессия вступила во двор «храма», я увидел, что резко возрос эмоциональный накал толпы, насколько возбуждены и взволнованы зрители. Лица были наряжены, некоторые подались вперед, но их тут же вернули в толпу.

Я нашел себе местечко на глинобитной стене, откуда можно было наблюдать процессию, но сутолока и беспорядок были настолько велики, что трудно было понять происходящее.

Носильщики беспорядочно метались по двору, явно потеряв над собой контроль, а женщины в толпе пронзительно кричали. Мне казалось, что божков с носилок скинут в толпу; но они, очевидно, были как-то прикреплены и, хотя и раскаивались, как маленькое суденышко в шторм, все же не падали.