Борис Гребенщиков - Аэростат. Течения и Земли

Вот хоть топчите меня ногами, но никогда не понимал блюза. Да, снимал шляпу, кланялся, уважал – но слишком он был далек от меня, белого мальчика, растущего на окраинах Петербурга. Не было точек соприкосновения. Мной двигала совсем другая музыка.

И только много-много лет спустя я попал в блюзовые клубы Чикаго и услышал эту всё сметающую волну чистого кайфа. И понял, что с этим не поспоришь. Вот чего нам не хватает. Если бы в сибирских клубах, вроде красноярского «Че Гевары», играли старые блюзмены, наша музыка, я думаю, получила бы мощный толчок к развитию. {318}

Но у меня всегда были некоторые сомнения по поводу уместности блюза в руках белых людей.

Роберт Джонсон

Фил Спектор (в центре) с музыкантами Дэном и Дэвидом Кесселами на пресс-конференции, 1977

Один раз, на записи альбома «Навигатор», у нас играл один из лучших белых блюзовых гитаристов мира, Мик Тэйлор (Mick Taylor), много лет отслуживший в «Роллинг Стоунз». После записи мы ехали в такси, говорили о том о сем, и я спросил у него напрямую, много ли он знает блюзменов, у которых с жизнью все в порядке. «Ну конечно, – сказал он, – БиБи Кинг, Джон Ли Хукер…» – «Нет, белых», – уточнил я. «А-а, – сказал он, – белых – ни одного. Мы все пропащие».

Чистая правда из первых рук. Для черного блюз – это праздник; он поет блюз и оставляет печали позади самим фактом этого пения. А белый – напротив, взваливает на себя чужую ношу, которую ему не потянуть.

Мик Тейлор, Мик Джаггер и Киф Ричардс

Рэй Чарльз

Говорят же: не в свои сани не садись. И то верно – зачем имитировать чужое, когда можно научиться этому и идти вперед, придумывать что-то новое. Это и происходило. Из ритм-энд-блюза начал вырастать рок-н-ролл. Еще один из великих – Рэй Чарльз. Его изящная бытовая элегия «Вали отсюда, Джек» – вот это я понимаю, это песня о разлуке. Не то чтобы «разлука ты, разлука, догорай, моя лучина»… «Вали отсюда, Джек, и чтоб ноги твоей тут больше не было». {319}

Но в основном все-таки ранние рок-н-роллы были про встречи. И специально чтобы подчеркнуть весь восторг этих встреч, юный и наглый, как танк, продюсер Фил Спектор (Phil Spector) придумал свою легендарную «Стену Звука» (The Wall of Sound) – то есть если в песне нужен бубен, то его следует записать десять раз, если гитара – тоже; на фоне этой стены Фил выставлял какую-нибудь девичью группу, с неподдельным энтузиазмом певшую про грядущее свидание, и в итоге получался красивый, массивный и жирный звук, полностью сворачивавший крыши всем, кому было восемнадцать лет. Характерный пример – группа «Ронеттс» с песней «Да Да Рон Рон». {320}

The Ronettes

Впрочем, были и другие подходы к музыке.

Одним из любимых тогда жанров, «ду-вуп», произошел, как здесь уже говорилось [33], от обычая молодых черных людей, маясь от безделья, стоять на углу и – чтобы привлечь внимание проходящих мимо юных красавиц – изображать что-нибудь на несколько голосов. Один голос, например, имитировал бас, другие – ритм и гармонию, а солист пел о своем, наболевшем. Яркий пример «ду-вупа» – Frankie Lymon and Teenagers. Поначалу они потрясли общественное сознание песней «Почему я малолетний преступник», потом смело перешли к философской лирике и спели песню «Зачем дураки влюбляются». Самому философу Фрэнки было тогда тринадцать лет. {321}

Frankie Lymon and Teenagers

Именно эти песни, просачиваясь через океан, создали Америке фантастический образ веселой страны изобилия, страны кока-колы и хайвеев, где можно абсолютно все, – и голодные послевоенные подростки в Англии с жадностью гонялись за американскими пластинками, которые им привозили матросы, или слушали подпольное «Radio Luxembourg», вещавшее с полузатопленного корабля, стоявшего в нейтральных водах.

Смоки Робинсон

Да-да, у них все было в точности как у нас когда-то: рок-н-ролл тоже был под запретом, и поэтому пер из всех щелей. И эти песни разучивались, исполнялись и навсегда западали в сердце. Именно с них начинали все, кто потом изменил музыкальную культуру мира.

Но оригинал оставался недостижим. Непостижимая легкость и экстатичность такого пения навсегда задала белым мальчикам вершину, к которой нужно стремиться. И они стремились. Так, Джордж Харрисон настолько любил неподражаемого Смоки Робинсона за чистоту голоса, что посвятил Смоки две свои песни. {322}

Конечно, белые мальчики тоже не дремали. Хэнк Уильямс, один из титанов американской музыки, родился с дефектом спины – всю жизнь, как Курт Кобейн (Kurt Cobain), мучился от боли и (как тот же Керт) заливал ее всем, что попадало под руку. Хэнк умер в тридцать два года, по дороге на концерт, но успел понаписать песен, без которых не было бы ни кантри, ни рок-н-ролла; он внес в будущий рок-н-ролл белую струю. За что ему вечная слава. {323}

Хэнк Уильямс

Глэдис, Элвис и Вернон Пресли

А потом в студию Sun Records в Мемфисе (Memphis) зашел юный водитель грузовика, который хотел спеть и записать на гибкую пластинку песню маме на день рождения. Сэм Филипс (Sam Phillips), владелец студии, услышал его голос и впал в состояние шока, ибо мечтал об этом всю жизнь – белый, который поет как черный. Парня звали Элвис Пресли. {324}

Как это обычно и бывает, великую музыку черных (а она тогда в Америке презрительно называлась «расовой музыкой») первыми приняла неправильная молодежь; по-нашему – самая шпана: мальчики в кожаных куртках с ножами в карманах и накрашенные девочки в коротких юбках. Общественность возмутилась – дескать, падение нравов.

Сэм Филипс и Элвис Пресли

В документальном фильме «Герои рок-н-ролла» есть вызывающие слезы умиления эпизод: безликий телевизионный диктор читает под хохот нанятой телеаудитории следующие трепетные строки: