Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Пусть даже это не на 100 % верно – это достаточно верно, чтобы меня заинтересовать. А может, это мне даже пригодится.

По словам Слоткина, школа дает человеку ту фантастическую дозу храбрости, которая требуется для того, чтобы осмелиться добавить что-то к уже существующей культуре. Она дает ему задор, боевой дух, ресурсы в виде множества мозгов, а еще (может, это вообще самое главное) – невиданную, очень предвзятую уверенность в себе…

Еще Слоткин говорит, что человек, который занимается искусством, непременно будет принадлежать к какой-нибудь школе, хорошей или дурной, тут уж никуда не денешься. Не знаю, к какой школе принадлежишь ты. Моя школа сейчас состоит из Литтауэра и Уилкинсона (это мои агенты), а также Бергера – и это всё…

‹…› Речь не о том, чтобы отыскать мессию, а о том, чтобы группа создала такового сама, а это тяжелая работа, и для нее требуется немало времени.

Если такие штуки где-то действительно происходят (не в Париже, уверяет Теннесси Уильямс), то я бы с радостью к ним подключился [804].

Много лет спустя Воннегут отмечал в статье о Джексоне Поллоке, написанной для журнала Esquire :

Рядом с другими основоположниками важных направлений в искусстве Поллок уникален в том смысле, что его единомышленники и последователи накладывали краску не так, как делал это он сам. ‹…› Поллок не создал школы разбрызгивающих. Остался в этом отношении единственным. ‹…› Ту семью, которая возникла вокруг Поллока, сблизило вовсе не общее для всех, кто в нее входил, представление, какой по сути должна быть картина. Зато у входивших в нее не было разногласий относительно того, где черпать вдохновение: только в бессознательном, там, где бьется жизнь, но невозможно жизнеподобие, как и морализаторство, и политические мотивы, а значит, невозможно повторение простых, устаревших сюжетов» [805].

Музыкант Брайан Ино придумал слово «scenius» («сцений») для обозначения того понятия, которое Воннегут стремится описать в своем послании Харрису: «Сцений – это разум и интуиция всей культурной сцены. Это коллективная форма гения», – говорит музыкант. Иными словами: «Сцений – тот же гений, только он воплощен в сцене, а не в генах. ‹…› Это та высшая степень творческой способности, которую иногда могут вырабатывать группы, места или “сцены”» [806].

Преподаватель Воннегута прав. Даже если вы не принадлежите к какой-нибудь изысканной школе (сюрреалистам, архитекторам баухауса, битникам…), вы как художник все равно невольно будете частью какой-то группы, связанной общими идеями, представлениями, чувствованиями и т. п.: скажем, будете принадлежать к магическим реалистам, или адептам черного юмора, или экофабулистам, или – в том числе вместе с перечисленными – к более широким группам, объединенным по жанру, расе, полу, религии, национальности… Поэтому, быть может, вам стоит поступить так же, как склонен был поступать молодой Воннегут. Принимайте каждый зов, который вроде бы отвечает направлению вашей работы, придерживайтесь того, с чем ощущаете общность, – и тем самым напитывайтесь новыми силами.

Еще из К. В.:

Всякий, кто когда-нибудь закончил книгу (неважно, опубликовали ее или нет, неважно, стоящая она или дрянная), – наш коллега [807].

Сам тот факт, что вы завершили художественный текст, которым вы гордитесь и который вы старались сделать как можно лучше, делает вас моим кровным родственником, таким же близким, как мой брат Бернард [808].

Так Воннегут ответил на письмо начинающего романиста, благодарившего К. В. как источник своего вдохновения.

Курт всегда проявлял щедрость по отношению к другим писателям. Он заступался за них, он ободрял их. Он был прямо как заботливый родственник [809].

Будьте такими же.

И благодарите всех тех, кто поддерживает вас. Такое признание – мощная штука.

Однажды на занятиях Курт поведал нам определение рая и ада, которое где-то услышал и которым он был совершенно очарован:

«В аду все прикованы цепями к обеденному столу, который ломится от всевозможных яств, и каждый пытается поесть, но не может. В раю то же самое. Но там люди кормят друг друга».

Предлагаю вам присоединиться к потрясающей пастве Курта Воннегута.

А может, вам стоит попрактиковаться в «боко-мару» – ритуале боконистов, полностью выдуманном Воннегутом. Две пары, прижавшись подошвами друг к другу, произносят друг для друга священные слова. Начинается всё так:

– Пок состал клину, – проворковал доктор фон Кенигсвальд.

– Боса сосидара гирину, – повторил «Папа» Монзано.

На самом деле они оба сказали, каждый по-своему: «Бог создал глину». Но я не стану копировать их произношение.

– Богу стало скучно, – сказал фон Кенигсвальд.

– Богу стало скучно.

– И бог сказал комку глины: «Сядь!»

– И бог сказал комку глины: «Сядь!»

– Взгляни, что я сотворил, – сказал Бог, – взгляни на холмы, на моря, на небеса, на звезды [811].

– Взгляни, что я сотворил, – сказал Бог, – взгляни на холмы, моря, на небеса, на звезды.

– И я был тем комком, кому повелели сесть и взглянуть вокруг.

– И я был тем комком, кому повелели сесть и взглянуть вокруг.

– Счастливец я, счастливый комок.

– Счастливец я, счастливый комок [812].

Напомню старую поговорку: «Ребенка растят всей деревней».

Прежде всего мне хотелось бы поблагодарить Дэна Уэйкфилда, предоставившего мне возможность создать эту книгу и неизменно оказывавшего мне всяческую поддержку, когда бы я за ней ни обращалась. Я очень признательна покойному Дону Фарберу, бывшему руководителю Фонда Воннегута, а также Артуру Клебаноффу из издательства RosettaBooks: они настолько прониклись ко мне доверием, что даже заключили со мной на книгу контракт. Спасибо Джулии Уайтхед из Музея-библиотеки Курта Воннегута за то, что она познакомила меня с Дэном Саймоном, главным редактором и директором издательства Seven Stories Press.

Я благодарна обоим моим издателям. Я очень ценю любезность Артура Клебаноффа и его постоянную готовность к общению всё время работы над книгой, и мне очень приятно, что он выразил такой энтузиазм сразу же после того, как прочел готовую рукопись. Я безмерно благодарна Дэну Саймону за его доброжелательные, но твердые наставления по редакторской и издательской части, за наши оживленные обсуждения, за его такт и сочувствие. Спасибо обоим моим издателям за их безграничное терпение, когда я вылезла далеко за пределы первоначально оговоренного дедлайна, чтобы дописать расширенный вариант книги.