Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

– Взгляни на своего никудышного отца, – сказал он [сам его отец]. – Ничтожный я человек.

Если он и удивился, увидев меня, то очень удачно это скрыл. Он с таким упоением играл роль беспомощного, никудышного человека, что, по-моему, даже не заметил, что его собственный сын вымазан чернилами с ног до головы. Он даже не спросил меня, что со мной сделали [459] Vonnegut, Deadeye Dick , chap. 14. .

А что, если бы на сына не произвели впечатления отцовские слова и он (сын) не дал бы читателю ни единого намека насчет того, как их трактовать? Что, если бы в этой сцене звучали только реплики отца? «Взгляни на своего никудышного отца, – сказал он. – Ничтожный я человек».

Разумеется, в таком случае вы не осознали бы всей сложности каждого из этих персонажей, а главное – не узнали бы, что сын отлично понимает отцовскую натуру, осознаёт, что отец пренебрегает его судьбой. Но нам показана реакция сына. А значит, в повествовании действительно что-то произошло .

Для проекта народной фотографии, стихийно возникшего в манхэттенском районе Сохо как отклик на теракты 11 сентября 2001 г. («Это – Нью-Йорк. Демократия в фотографиях»), каждый участник мог подать по два снимка. Их копии развешивали на стенах двух небольших комнат и на тонких проволочках, натянутых поперек этих помещений. Я несколько месяцев волонтерствовала там; выставка оказалась очень популярной, намного превзойдя ожидания. Тут было великое множество фотографий, запечатлевших то, как люди смотрят. Как они убегают, плачут, как оцепенело стоят на месте, как утешают друг друга. Всё это были фотографии людских реакций .

В этих комнатах всегда стояла тишина. Люди смотрели на фотографии. А я смотрела на лица людей, смотревших на фотографии.

Билли Пилигрим из «Бойни номер пять» не помнит, как выглядел Дрезден после того, как на него сбросили зажигательные бомбы. Этот ад не описан в тексте.

В конце концов он вспоминает другое – как их охранники, «обалдевшие, расстроенные», вернулись на бойню (послужившую убежищем и им, и пленным) после того, как выглянули наружу и увидели руины, в которые обратился Дрезден после бомбежки.

Охранники инстинктивно встали в ряд, глаза у них бегали. Они пытались мимикой выразить свои чувства, без слов, их губы беззвучно шевелились [460] Vonnegut, Slaughterhouse-Five , chap. 8. .

Воннегут дает нам не описание разрушений, а реакцию персонажей на эти разрушения. Эта реакция передает трепет и ужас, лишающие дара речи: люди явно увидели нечто неописуемое.

И еще один (пусть и не очень часто применяемый) вариант использования реакций персонажа или повествователя: с помощью таких реакций можно обезвредить потенциальные читательские возражения. К примеру, читатель упомянутого нами рассказа «Адам» мог бы запротестовать: «Да ладно, мужик вряд ли будет реагировать на рождение своего седьмого ребенка так же, как на рождение первого».

Когда двое отцов пьют в баре возле родильного дома, Суза заявляет нечто подобное. Он говорит Кнехтману, который пребывает в таком восторге от того, что у него появился на свет первенец:

– Вот погоди, будет у тебя их семеро, Нетман, – проворчал Суза, – тогда и поговорим о чудесах [461] Vonnegut, “Adam”. .

Теперь читатель снова может в полной мере сопереживать точке зрения Кнехтмана.

В невероятно популярном (хоть и отвратительно написанном) романе Роберта Джеймса Уоллера «Мосты округа Мэдисон» (1992) один персонаж говорит: то, как женщина снимает сапожок, настолько сексуально и притягательно, что у него даже слов нет описать это – как и свою реакцию.

Ну и ладно, думает читатель – и прощает автору это проявление лености.

Меня очень раздражало, что столь паршиво написанный роман так увлек множество читателей. Я даже поручила своим студентам, которых обучала секретам написания художественной прозы, изготовить абзац, где то же самое описывалось бы максимально чувственно. За пять минут все отлично справились с этим заданием. Эффективность работы доказывалась тем, что, когда студенты читали свои описания вслух, у всех присутствующих взволнованно учащалось дыхание.

Но Уоллер очень хорошо проделал следующее: он показал, что если ваш персонаж тем или иным путем излагает возражения, которые могут возникнуть у читателя, то вам, автору, удастся выйти сухим из воды. В таком случае вам, фигурально выражаясь, простят даже убийство.

Персонаж и его поступки вечно приходят в столкновение друг с другом – и в жизни, и в литературе.

Характером человека во многом определяется выбор, который он делает. Верно и обратное: из этого выбора, из этих поступков вырастает характер.

Суть рассказывания историй – во взаимодействии неких заданных черт личности и конфликтной ситуации, которая возникает в повествовании, подталкивая персонажа к выбору и поступку, обнажая, меняя, углубляя его характер.

В «Матери Тьме» одна женщина говорит Говарду Кэмпбеллу, главному герою:

– Ты так изменился.

На что он отвечает:

– Мировые войны меняют людей, иначе для чего же они? [462] Vonnegut, Mother Night , chap. 23.

Однажды Хемингуэй посоветовал своей приятельнице Марлен Дитрих: «Никогда не путай движение с действием» [463] A. E. Hotchner, Papa Hemingway (New York: Random House, 1955), 26. .

И вы не путайте – особенно если пишете художественную прозу.

Представьте себе капризного ребенка, который бросился на пол и колотит по нему руками и ногами. Это – движение.

Или представьте полицейских, которые преследуют грабителей. Это ведь тоже движение, просто более активное.

В подлинном действии соединены осознание (когда на персонажа что-то произвело впечатление) и поступок, который совершается на основе этого осознания таким образом, чтобы в жизни персонажей (этого и/или других) что-то изменилось.

Курт объяснял нам в Айове, что, если мы не в состоянии выдумать персонажа, можно взять за основу какую-нибудь кинозвезду.

Нам тогда показалось, что в этой рекомендации сквозит какая-то неприятная деловитость.

Хотя на самом-то деле за основу персонажа можно взять кого угодно. Когда дело пойдет, ваш герой постепенно будет становиться особенным – и с каждой последующей редакцией текста тоже. Просто это требует усилий.

Иногда персонаж действительно словно возникает из воздуха. Или так кажется. Воннегут создал на своем веку несметное множество самых причудливых персонажей и существ. Тут и «шах Братпура, духовный владыка шести миллионов членов секты колхаури», и гармониумы [464] Гармониумы – меркурианские существа из «Сирен Титана». Подробнее о них см. в главе 27 книги С. М. , и тральфамадорцы [465] С. М. упоминает еще каких-то «the Koko-bonos», но нам не удалось отыскать их в корпусе воннегутовских текстов. … Даже машины (такие как ЭПИКАК, «Гокуби» и «Мандаракс» [466] «Гокуби» и «Мандаракс» – компьютеры, выполняющие роль переводчиков-синхронистов в романе «Галапагосы». ) обладают у него индивидуальностью.