Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Не знаю, как вы, а я вот сразу же начинаю «болеть» за персонажа, которому нравится город по таким причинам. Мне такие персонажи по душе.

Персонажи обретают форму словно бы сами по себе. Они могут говорить и действовать, раскрывая многие тайны автора словно бы помимо его воли, так что порой даже как-то страшновато. В «Завтраке для чемпионов» Воннегут кое-что поясняет:

Бармен несколько раз встревоженно оборачивался в мою сторону. Но кроме черных очков, закрывавших мои глаза, он ничего не видел. А я и не беспокоился, что он меня выставит из бара. Создал-то его я сам. И имя ему я придумал: Гарольд Ньюком Уилбур. Я наградил его Серебряной звездой, Бронзовой звездой, Солдатской медалью, медалью «За примерное поведение и службу» и медалью «Пурпурное сердце» с двумя пучками бронзовых дубовых листьев, так что в Мидленд-Сити среди ветеранов он был на втором месте по количеству регалий. Я спрятал все его награды у него в шкафу под носовые платки.

‹…›

Он продолжал глазеть на меня, хотя мне уже не терпелось его остановить. Но я не вполне мог управлять созданными мной персонажами. Я мог только приблизительно руководить их движениями – слишком большие это были животные [курсив мой. – С. М.]. Приходилось преодолевать инерцию. Я был, конечно, связан с ними, но не то чтобы стальным проводом. Скорее, было похоже, что нас связывала изношенная, пересохшая резиновая передача [442] Vonnegut, Breakfast, chap. 19. .

Это самое поразительное, что может произойти с создателем персонажей. Это самая большая награда для него. Герои начинают вольничать, словно бы создавая автора сами.

Впрочем, ваше отношение к собственным персонажам остается у вас под контролем. Во всяком случае вы можете взять их под контроль.

Поскольку Воннегут был «и юмористом, и серьезным романистом», его часто сравнивают с Марком Твеном, которым он безмерно восхищался. В 1979 г. его пригласили выступить на столетнем юбилее завершения строительства твеновского дома в Хартфорде (штат Коннектикут). Вот небольшая выдержка из произнесенной им там речи:

Хочу процитировать прежнего владельца этого дома: «Когда я встречаю в художественной или биографической литературе четко очерченное действующее лицо, я обычно отношусь к нему с самым живым интересом, так как был знаком с ним раньше – встречал его на реке» [443] Эти слова Марка Твена цитируются в переводе Р. Райт-Ковалевой. .

Сдается мне, что это глубоко христианская фраза, эхо Нагорной проповеди [444] Vonnegut, Palm Sunday , chap. 8. .

В Нагорной проповеди Христос благословляет учеников и народ. Воннегут поясняет, что имел в виду Твен: все узнаваемы, каждый – часть общей реки.

У Воннегута почти нет персонажей, к которым он бы – как автор – питал недобрые чувства. Да, он ярко очерчивает их недостатки. Он срывает с них маски. Он заставляет некоторых из них вести себя (и/или думать) самым мерзким образом – иногда этого требует задача произведения. Но при этом он взирает на человечество глазами антрополога, и это позволяет ему дать каждому персонажу место во Вселенной, позицию, которая никогда не сводится просто к «чистому злу» или «чистому добру».

Он уже в ранние годы научился столь достойному поведению – особенно благодаря одной афроамериканке, которую его родители наняли кухаркой, экономкой и вообще прислугой за всё:

В сущности, меня воспитала эта вот Ида Янг ‹…›. Она была гуманная и мудрая, она давала мне нравственные наставления и обращалась со мной замечательно. Она повлияла на меня сильнее, чем кто-то еще ‹…›. Всё во мне, что касается умения сопереживать и прощать, идет от Иды Янг, весьма разумной женщины. И от моих родителей [445] Nuwer, “Skull Session,” 244–245. .

Роланд Вири в «Бойне номер пять» – «глупый, жирный и подлый». Воннегут показывает нам жестокие мысли и поступки Вири. Сообщает, что «его вечно отшивали» другие и что он «терпеть не мог, когда его отшивали», – и по-подлому мстил за это. Но Воннегут извещает нас, что Вири «было всего восемнадцать лет», что «за его спиной лежало несчастливое детство», что он жаждал быть принятым в общую компанию. Вири мечтает, как, вернувшись домой с войны, хвастливо расскажет своим родителям-неудачникам о своих боевых товарищах (которых у него на самом деле нет). Кроме того, именно Вири не раз спасает главного героя, Билли Пилигрима, чья заторможенная, как у зомби, реакция на войну давно превратила бы его в покойника, если бы не Вири, который вечно «ругал его на чем свет стоит, бил, толкал, чтобы тот не останавливался» [446] Vonnegut, Slaughterhouse-Five , chap. 2. .

Такие штуки то и дело происходят в книгах Воннегута: волею судеб отвратительный персонаж становится катализатором перемен, улучшающих (или даже спасающих) жизнь.

Во время обучения в мастерской у Курта я написала рассказ. Прототипами его героев послужили три клиента, которых я некогда обслуживала, работая официанткой в кафе-мороженом «Гвоздика» (в городе Сан-Диего, где я выросла), – толстый, застенчивый мужчина средних лет и его престарелые родители. Они приходили в кафе каждое воскресенье, после церкви. Сидели в одном и том же закутке, на одних и тех же стульях, заказывали одно и то же. Всегда оставляли на чай десятицентовую монетку.

Они меня просто доводили до безумия. Глядя на них (особенно на сынка), я чувствовала, что задыхаюсь. В моем рассказе героиня-официантка устраивает герою розыгрыш. Ее цель – подтолкнуть его к тому, чтобы он вытащил себя из этой умиротворенности, из этого тайного соучастия с родителями в его же угнетении.

Курту не понравилось. Он счел эту историю злой.

Я редко вела себя зло или подло – даже в детстве, по отношению к другим детям. Так что, заставив героиню поступить так, я шла на некоторую натяжку, хотя это проявление несвойственной мне подлости, вероятно, было отчасти полезно с психологической точки зрения. Однако в описанной мною ситуации вполне можно было представить (и воплотить в жизнь) десятки других решений, позволяющих освободить мужчину от родительского гнета. Неодобрение, мягко выраженное Куртом, дало мне понять, что существуют иные пути для того, чтобы сдвинуть с мертвой точки наших персонажей, реальных людей вокруг, даже нас самих.

И я знаю только один закон, дети мои:

НАДО БЫТЬ ДОБРЫМ, ЧЕРТ ПОДЕРИ! [447] Vonnegut, God Bless You , chap. 7.

Мерло-Понти [448] Морис Мерло-Понти (1908–1961) – французский философ-экзистенциалист. отмечает в своей книге «Смысл и бессмыслица»:

Всякий природный цвет, воспринимаемый нами, порождает и цвет, дополняющий его. Эти взаимно дополняющие оттенки [449] Другое название – комплементарные цвета. усиливают друг друга. Чтобы на картине явились по-настоящему яркие тона, ‹…› на ней должно быть не только зеленое (если вы рисуете траву), но и дополняющее его красное, которое заставит зеленое вибрировать [450] Maurice Merleau-Ponty, Sense and Non-Sense , trans. Hubert L. Dreyfus and Patricia Allen Dreyfus (Evanston: Northwestern University Press, 1964). .