Коллектив авторов - Полевое руководство для научных журналистов [сборник статей]

Но в Делавэре или где бы то ни было еще нам не хватает не природы, а воображения, перспективы, видения. Да, в месте вроде Делавэра нет ни гор в четыре километра высотой, ни арктических фьордов, ни экваториальных тропических лесов, которые у американцев из пригородов ассоциируются с «природой». Но именно поэтому такое место оказывается настолько полезным для разговора об описании природы. Хитрость в том, чтобы увидеть тонкости и синекдохи, изучить пространство между тем, что мы видим, и тем, что можем себе представить, поразмышлять о «тени», которая, по словам Томаса Эллиота, лежит «между образом и реальностью». Описания природы — это история о зорком глазе и ясном уме, а не о волшебной красоте пейзажа.

Я говорю это, чтобы отделить описания природы от «экологической журналистики», которая меньше увлечена метафизикой и больше — освещением бесконечного процесса перетягивания каната в политике, экономике и экологическом активизме. Эти области пересекаются: и та и другая, к примеру, сильно зависят от полевых исследований. Но там, где экологические журналисты апеллируют к исследованиям, чтобы какой-то тезис был более убедительным, тот, кто пишет о природе, сделает из них повод к размышлениям. Перспектива пилотируемого полета на Марс дает широкие возможности и тем и другим, как и океан, истощенный хищническим ловом рыбы, или план реинтродукции волков. Другими словами, наука может быть целью, шагом в продолжающейся истории или средством, нужным, чтобы мы открыли глаза и увидели все более и более широкие контексты.

Поскольку большая часть описаний природы не касается мира людей, одна из наших задач в том, чтобы понять, как размышлять о вещах, малодоступных человеку, и как их описывать. Мне кажется, задача журналиста или автора в данном случае похожа на задачу поэта: найти самые яркие детали, чтобы описать высокие, нередко абстрактные вершины вдохновения. Альдо Леопольд, глядя на «бешеный зеленый огонь», потухающий в глазах волка, которого он только что убил, понимает, что должен перестать думать как человек и начать думать как гора. Рэйчел Карсон, вспоминая машины, распрыскивающие ДДТ по газонам спальных районов середины века, помогает увидеть не только опасность пестицидов, но и неоправданную дерзость самих технологий. ДДТ — тема для экологического журналиста, а вот высокомерие — тема для автора, пишущего о природе.

Объясняя эту мысль своим студентам, я часто рисую диаграмму в виде небольшого круга со стрелкой, указывающей на круг побольше. Большой круг — это абстрактная идея: вымирание видов, глобальное потепление, биология смерти, сознание волка. Маленький круг — это деталь, наблюдение, интервью, экспедиция, которые дают читателю доступ к большой идее. В некотором смысле заполнить маленький круг ничуть не легче, чем большой. Имея желание изучать абстрактные идеи, как выбрать стратегию повествования, чтобы донести эти идеи? Где взять ложку сахара, чтобы подсластить лекарство? На книжных полках полно отличных примеров, любой из которых можно прочесть как образец структуры и настроя текста. Общее у них, как и у любого хорошего документального текста, — сюжетная дуга: истории экспедиций, природных катаклизмов, духовного пути, этнографии или научного исследования, на которые, как на раму, натягиваются более крупные философские вопросы.

Дэвид Кваммен отлично выразил эту мысль в эссе «Синекдоха и форель» в сборнике «Дикие мысли из диких мест» (Wild Thoughts from Wild Places, 1998): форель — это и рыба, и идея, символ чего-то большего, в данном случае целой экосистемы. Задача автора — помнить и о форели, и о водоразделе. Если писать о статистике количества форели в конкретном ручье, вы упустите и более широкие экологические последствия, и метафизику живого существа, суть которого можете передать лишь приблизительно. Если абстрактно писать о состоянии экосистем северных Скалистых гор, вы упустите поэтическую конкретность рыбы. В хорошем тексте должно быть и то и другое.

В книге «Белая смерть» я попытался по сути сплести две линии: человеческую историю о пятерых мальчиках, трагически погибших в Национальном парке ледников в Монтане, и природную историю снега и лавин. Книга движется от попытки установить исторический рекорд покорения гор, катастрофического несчастного случая и беспрецедентной спасательной операции к описанию древней истории, научных основ и фольклора о самой таинственной и зловещей силе природы. В нескольких местах в этой книге я пытаюсь объединить обе линии, описывая гору с риском схода лавины как сцену, на которой часто разыгрываются человеческие драмы. Поскольку не все мои читатели бывали там, где сходят лавины, я решил использовать более универсальный источник тревоги.

Прогулки или катание на лыжах в «стране лавин» — это как прогулки в долине, где, как известно, живут гризли. Ваши чувства обострены. Вы слышите самые тихие звуки — скрип ветки, треск каждого сучка. Там, где живут медведи, возможно, первый раз в жизни вы понимаете, что находитесь не на вершине пищевой цепи. В этот миг ничто не имеет такого значения, как направление ветра. Где-то там бродит сила, которая, если вы совершите ошибку или вам не повезет, может вас прикончить. То же верно и для зимних гор. Когда каждый шаг по крутому склону может стать последним, ты внимательно смотришь, куда ставишь ногу. Красота этого состояния в том, что эта динамика, эта невольная концентрация делает картинку четче. Время замедляется. Ваши действия имеют значение.

В следующей книге, «Последний хребет», у меня была другая задача. Во-первых, эта история привлекла мое внимание, потому что меня интересовала не военная история, а судьбы ветеранов, вернувшихся с войны и ставших самыми главными в стране альпинистами, лыжниками и защитниками природы. Как автор, который твердо верит в баланс между полевой и кабинетной работой — особенно над книгой, которая опиралась на тысячи страниц писем и военных документов, — я чувствовал, что очень важно самому увидеть места, где тренировались и воевали солдаты. Поскольку для этого требовалось съездить в Колорадо и Италию, это было несложно. Но, чтобы блуждать по этим местам, у меня было несколько важных эстетических причин. Многие молодые люди, которые попали в эту экспериментальную дивизию, родились и выросли в Новой Англии и никогда не были на западе, пока не прибыли в тренировочный лагерь Кэмп-Хейл в 2800 м над уровнем моря в Скалистых горах Колорадо. В ходе тренировок они неделями жили в палатках на высоте 3,9 км, даже зимой. С учетом этого я хотел увидеть эти места такими, какими их видели они со своим коллективным опытом гор в Новой Англии. Мне казалось, что моменты реальных описаний также дадут читателю возможность передохнуть между мучительными сценами лишений и насилия.