Генри Мортон - Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса

Сегодня Кулинз свободны от тумана, и их изломанные, зазубренные вершины четко выделяются на фоне чистого неба. Однако на горизонте уже собирается подозрительная синева — похоже, эти горы обладают талантом формировать облака буквально из пустого места. Кулинз волнуют и пугают меня. Они ужасны. Они огромны. Когда вы смотрите на эти невероятные, фантастические махины — безмолвные, но все же пугающе живые, — у вас возникает чувство, будто в один прекрасный день они вскрикнут хором и объявят, что наступил конец света.

Незабываемое, величественное зрелище! И в моей душе поднимается протест: ну кто придумал этим грандиозным горам такое глупое название? «Кулинз»! Хорошее имя для свежеподстриженной лужайки. Или для купленной в рассрочку виллы в Бекенхеме. Я так и вижу слово «Кулинз» написанным на садовой калитке. По-гэльски звучит лучше — «Хуллион»; равно как и видоизменный вариант — «Куйлин». Хорошо хоть отдельные горные вершины сохранили свои достойные названия, в которых слышатся грозные раскаты грома. Сгурр-нан-Гиллеан, Сгурр-Вик-Койнеах, Сгурр-Греадайлих и Сгурр-Аласдер…

Я прошел около пяти миль, и все это время справа от меня высились мрачные Кулинз — подобно всемогущему божеству, которое краем глаза поглядывает на муху. С левой стороны тоже стояли могучие горы, коричневые от мертвого вереска. Тишину нарушало лишь журчание бесчисленных ручьев да звучное чавканье моих башмаков по болотистой почве.

Мне показалось, что слева от себя, высоко в горах, я вижу оленя. Я залег в вереске и навел на резкость полевой бинокль. Так и есть: на склоне пасется великолепный самец и с ним пять ланей, прелестных, длинноногих и грациозных созданий. Олень выглядел настоящим красавцем — покрытое желтым мехом сильное тело, великолепные ветвистые рога и мощная грудина. Время от времени олень вскидывал величавую голову, чутко принюхивался и затем снова опускал морду в траву.

Огибая широкий торфяной пригорок, я наткнулся на троих мужчин, которые распластались на земле в позах, достойных юмористической странички «Панча». Один из них был охотником, двое других, очевидно, его помощниками. Я нырнул в вереск рядом с ними, подсознательно ожидая, что вот сейчас егерь отпустит саркастическую шуточку по поводу человека с ружьем. Однако ничего подобного не произошло. Эти трое с самого рассвета выслеживали добычу, и им было не до шуток. Старый егерь, в чьей бороде застрял засохший вереск, не отрывал глаз от моего красавца-оленя и все повторял шепотом: «На девять фунтов потянет, отличный девятифунтовик!»

Охота на оленей несет в себе элементы вечности — бесконечное ползание по вереску и долгие часы ожидания, во время которых изъясняться можно лишь шепотом. В сравнении с этим рыбная ловля кажется спортом спринтеров. Посовещавшись, троица решила двинуться вдоль русла высохшего ручья. Один за другим они уползли в вереск, извиваясь, как большие коричневые гусеницы. Я же двинулся дальше, отчаянно жалея, что не могу послать телеграмму оленю.

Достойным завершением моей пешей прогулки стал подъем на вершину гор, обрамлявших Лох-Коруиск. Оттуда открывался великолепный вид — возможно, самый красивый и самый мрачный на всех Британских островах. Со всех сторон меня окружали горы. Зловещие Кулинз высились на западе гигантским непреодолимым барьером. А внизу, подобно затерянному в горах изумруду, лежало озеро. По его поверхности — бледно-зеленой у краев и менявшей свой цвет до темно-зеленого на глубине — разгуливал ветер, порождая миллионы белых барашков.

На некотором расстоянии виднелось еще одно озеро — Лох-Скавейг. Я знал, что еще дальше — за озерами и за ослепительно-блестящей морской гладью — лежали острова, чьи названия звучат как составные части алкогольного коктейля: остров Рам, острова Эйгг и Мак. Однако мне удалось разглядеть лишь неясные контуры Рама, он напоминал плывущего в морском тумане голубого кита.

Основательно продрогнув на ледяном ветру, я решил вскарабкаться еще немного повыше и поискать убежища среди огромных валунов. Я двигался по плоскому карнизу и, завернув за угол, едва не наткнулся на горного орла. Судя по куче окровавленных перьев, тот только что закончил трапезу. Нас разделяло не более тридцати ярдов. Мы оба — и я, и орел — были удивлены и слегка встревожены. Он отреагировал первым — развернулся, намереваясь покинуть площадку. Но орел слишком отяжелел от еды и не смог сразу подняться в воздух. Я с удивлением наблюдал, как он неуклюже бежит, растопырив огромные, изогнутые на концах крылья. Ну в точности аэроплан, берущий разбег перед стартом! Затем послышался шум крыльев, и орел оторвался от земли. Он медленно пролетел возле меня и направился в сторону ближайшего ущелья. Некоторое время я следил за ним, а затем потерял из вида на фоне темных вершин и зазубренных террас.

Было так странно сидеть в абсолютном одиночестве и наблюдать за пернатым хищником, который казался духом местных гор. Туман курился над вершинами, то затягивая то обнажая их снова. Я смотрел на Кулинз, которые и пяти минут не оставались неизменными — только что они были голубыми, но вот уже стали серо-стальными, а вслед за тем почернели…

На долину опускался закат, когда я, смертельно уставший и продрогший, пустился в обратный путь. Я миновал кровавый камень, где когда-то вырезали клан Макдональдов — или это были Маклауды? — и поплелся дальше под заунывный вой ветра, в котором мне слышались горестные стенания мертвых.

Следуя по извилистой тропе, я увидел на острых камнях каплю крови, затем еще одну… и еще. Дрожь пробежала у меня по спине. Через всю долину тянулся кровавая дорожка. Примерно через три мили она привела меня к уже знакомой группе охотников. На спине белого мохнатого пони лежал мой олень — обмякший и совсем холодный. Кровь капала из его ран.

— Отличный девятифунтовик! — произнес бородатый старик.

Во мне, наверное, совсем нет спортивной жилки. Я провел рукой по жесткой шерсти и почувствовал, как в душе моей что-то дрогнуло. Мне отчаянно хотелось, чтобы этот красавец — сильный, грациозный и горделивый — по-прежнему бродил в вереске со своими самочками.

Вокруг меня высились дикие холмы, суровые и кровожадные. Они-то, похоже, одобряли свершившееся убийство! И вся атмосфера Кулинз была такова, что я с невольной опаской обвел взглядом неровные вершины гор и глубокие, извилистые лощины. Где-то там скрывались жестокие древние боги. Изголодавшись по жертвам, они выйдут сегодня ночью и будут жадно принюхиваться к запаху свежей крови, которая вновь обагрила камни Валгаллы.

Всякий, кто носит славное имя Маклаудов (а это все равно, что идти по жизни в фамильной тартане), знаком с историей о Волшебном Знамени замка Дунвеган. Полагаю, это первая история, которую рассказывают маленьким Маклаудам в Канаде, Австралии, Новой Зеландии и в любом другом месте, где им довелось родиться…