Владимир Троекуров - Жизнь как она есть. Объяснение в любви

Борис был бесконечно благодарен Светлане за разорванный круг своего одиночества, за любовь, нежность и тепло. Она была удивительным человеком, словно созданным именно для него. Наверное, только она могла терпеть все его недостатки, душевные метания, поиски, разочарования…

Когда они познакомились, Борис считал, что любовь двоих, это восполнение до полноты единства ущербного одиночества каждого человека, и есть предел человеческого счастья. Но довольно скоро после свадьбы он стал замечать, что этого мало. Да, они теперь вместе идут по жизненному пути, и это делает их сильнее, потому что каждый поддерживает другого, когда тому плохо и тяжело. Но надо же знать цель! Куда им идти? И зачем? Чему учить сына? Как отвечать на его вопросы о жизни? Призрак мармеладовской безысходной мудрости опять встал перед ним.

«Казалось бы, как прекрасна жизнь, – думал иногда Борис. – Ну все есть: работа, друзья, любимая, которая любит меня, чудака неприкаянного, и чему я поверить до сих пор не могу, а если верю, то не понимаю за что, почему, как так случилось. Сын растет… Но все равно не хватает чего-то, а чего – не знаю! И такая безнадежность во всем… Нет исхода. Нету, нету. Не нащупать, не наткнуться на него…»

Первое время после переезда Светланы в Москву она старалась как можно больше говорить с ним: о своих поездках и впечатлениях от экскурсий, о кино, литературе, живописи, о своих родственниках, о своем детстве, о моде, погоде… Молчание пугало ее. Ей казалось, что в безмолвии их взаимное чувство охладевает и ему грозит исчезновение. А Бориса утомляло ее стремление говорить обо всем, что попалось на глаза на прогулке, что вдруг вспомнилось… Гуляя вместе с ней в парке, он брал ее за руку и мягко просил: «Света, нам хорошо вдвоем. Мы наконец вместе. Давай просто помолчим…» Она умолкала, но ненадолго.

Как-то Борис не выдержал ее щебетания и повторяющихся воспоминаний и с мукой в голосе, словно внутренне морщась от боли, попросил: «Не говори со мной на бытовые темы…» Это не было снобизмом или нарочитым подражанием Блоку, хотя Борис и был очень восприимчив к прочитанному. В тот момент его просьба была следствием непреходящей внутренней муки, безуспешных усилий освободиться от страдания и найти ответ на вопрос, который заведомо не имел для него положительного решения. Он искал истину и справедливость и не находил их в окружающем мире.

В отличие от булгаковского Иешуа Га-Ноцри, Борис не верил, что царство истины когда-либо настанет. Оно никогда не наступит, потому что человек боится своих страданий и смерти и посылает на них другого вместо себя. И зло это вечно и бесконечно. И смерть Христа была бесполезна, потому что Он умер на кресте, а мир не изменился. И вокруг и всюду осталось то же «царство кесаря», царство жестокости и несправедливости, и нет ему конца… «О, злее зла зло это!»

Когда-то в раннем, еще детсадовском детстве Борька озадачил мать вопросом:

– Мама, а откуда мы все взялись?

– Я родила тебя, Боренька, а меня моя мама, твоя бабушка, а бабушку ее мама… Так и все люди на Земле рождались.

– А самые первые люди откуда взялись?

– Они постепенно из обезьян образовались.

– А обезьяны откуда?

– Тоже из каких-то других животных.

– А эти животные откуда?

– Они из неживой природы в процессе эволюции материи на Земле.

– А Земля откуда взялась? – не унимался Борька.

– Земля вместе с Солнечной системой образовалась в космосе… Из космического вещества, что ли, – неуверенно пересказывала ему мать услышанное когда-то в деревенской школе, а может, от мужа или на коммунальной кухне. – Наша Земля и другие планеты вращаются в этом космосе вокруг Солнца…

То было время космического бума. В космос улетали один за другим советские космонавты – Гагарин, Титов, Николаев, Попович, Быковский, Терешкова… В полунищей стране, еще недавно пережившей страшную войну, царила эйфория от достижений советской науки и техники. Все рассуждали о полетах в околоземном пространстве, о Вселенной… Космонавты были героями высочайшего разряда, с которыми не мог сравниться никто другой, не летавший в космос…

Борька представлял его себе как огромную черную бездну со светлячками звезд и шарами планет, которые крутились вокруг Солнца.

– А космос этот, в котором Земля наша и Солнце, он откуда взялся? – настаивал Борька.

Но на этом познания матери закончились, и она в недоумении проговорила:

– Это уж я не знаю, Боря. Спроси у папы.

Отец сказал Борьке, что космос ниоткуда не взялся, а был всегда, то есть вечно, и сам он бесконечен. Но что это значит – объяснить не смог. А может, Борька не понял. Но ему очень хотелось докопаться до начала всего. Представление о бесконечности, как ни странно, у Борьки было. Он ее видел своими глазами на картонной коробке с кукурузными хлопьями. Там была изображена девочка, играющая с собачкой. В поднятой руке она держала такую же коробку, на которой была изображена та же девочка и та же собачка. И та девочка тоже держала коробку с нарисованной девочкой и собачкой… Картинки все уменьшались и уменьшались, пока на них уже ничего нельзя было разобрать, но было понятно, что конца им нет. Борька много раз в недоумении разглядывал такие коробки. Он пытался представить себе, как долго может продолжаться этот ряд одинаковых пропорционально уменьшающихся рисунков, и от невозможности его закончить Борьке становилось жутко, он поспешно отворачивался и уходил к своим игрушкам.

Если черный космос так же бесконечен, то ему нет конца, и его тьма простирается куда-то далеко-далеко. Но должен же он откуда-то взяться, как ряд картинок начинается с первого рисунка на этой коробке. Кто-то же его нарисовал…

В то время споров про Бога в их семье Борис не помнил, но, видимо, ему все же говорили, что Бога нет и космонавты «на небе» Его не видели. Потому что, когда однажды маленький Борька в доме бабушки обратил внимание на темный лик Спасителя в «красном углу», то неожиданно для всех показал на Него пальцем и радостно крикнул:

– А говорили, что Бога нет. Вот Он, Бог-то…

Бабушка довольно закивала головой, вероятно, видя в этом подтверждение слов о том, что устами младенцев глаголет истина. Партийный отец смущенно улыбался, как бы говоря этим: что, мол, взять с несмышленыша, все дети верят в сказки…