Ананд Дилвар - Раб. История одного преображения

школьного учителя, и священника нашей церкви, и даже бывшую

подружку.

Было видно, что это занятие доставляет им огромное

удовольствие: они весело смеялись, заставляя меня прыгать и

танцевать, ставили меня в нелепые позы и заставляли

жестикулировать подобно обезьяне.

Во сне я понимал, что могу с легкостью разорвать путы, но

предпочел, чтобы мной и дальше манипулировали. Так было проще

и удобнее. Это была выработанная мною же самим модель

поведения — позволять другим людям принимать решения за меня.

Вволю наигравшись, эти люди ушли, а я остался лежать на

полу безжизненной куклой. Пол понемногу превратился в кровать...

и вот уже над головой светит привычная лампа — явный признак

того, что я проснулся.

До чего же странно было спать с открытыми глазами! Вечером

мне с трудом удавалось заснуть, а утром я не всегда понимал, то ли

это сон, то ли явь.

Порой я осознавал, что сплю, поскольку во сне я снова мог

двигаться. Тогда я старался убежать как можно дальше и побыстрее

от этой ужасной больничной палаты. В такие моменты мне

хотелось только одного — никогда не просыпаться. Но день за

днем я просыпался и видел все ту же лампу, черный аппарат для

вентиляции легких и другие приборы, которые не позволяли мне

покинуть этот кошмар наяву.

***

Дверь открылась, и в комнату вошла Вера. В руках у нее была

пластмассовая миска с водой.

— Доброе утро! — сказала она приветливо.

«Доброе утро», — беззвучно ответил я.

— У нас сегодня банный день.

«О нет! Только не это!»

Стянув с меня одеяло, она осторожно сняла больничный халат, в который было закутано мое обнаженное тело. Я едва не сгорел со

стыда от своей беспомощности. Я действительно был словно

марионетка, которую видел во сне: люди могли делать со мной все, что им вздумается.

Но затем я поймал взгляд Веры, и мое негодование улеглось. Я

понял, что она видит перед собой не обнаженного мужчину, а

очередного пациента, который нуждается в ее заботе.

Смочив губку, она принялась омывать мое лицо.

— Смотри-ка, а ты совсем молоденький.

Почему она разговаривает со мной? Знает ли она, что я ее

слышу?

— Вдобавок далеко не урод, — сказала она смущенно, и щеки

ее слегка покраснели. — Надеюсь, ты ничего не понимаешь.

«Я все понимаю!!!»

— Надеюсь, твое сознание давно покинуло это тело.

«Да нет же, нет! Я здесь! Я все вижу и слышу!»

— Если ты все же еще здесь, тебе, наверно, ужасно одиноко.

Вера замолчала. Было видно, что она думает о чем-то своем. По

щеке ее скатилась слезинка.

— Знаешь, я тоже очень одинока. Мой муж умер несколько лет

назад. — Она вытерла глаза рукавом халата. — С тех пор я словно

застыла, меня без конца терзает страх и неуверенность в себе, —

говорила она, протирая мое тело влажной губкой. — Меня словно

парализовало...

«Ты так красива, — подумал я. — И так свободна».

— Жаль, что мне не хватает смелости. Я знаю, что могла бы

жить иначе. Могла бы вернуться в университет или начать

встречаться с кем-то...

Закончив все процедуры, она принялась укутывать меня в

халат. А я вдруг осознал, насколько мне недоставало живого

человеческого общения. Мне хотелось удержать Веру — пусть бы

она и дальше говорила со мной, и неважно о чем.

— Ну вот, мне пора к другим больным. Но я еще вернусь, чтобы поменять тебе капельницу.

«Не уходи! Побудь еще хоть пару минут».

Пригладив мои волосы, она посмотрела на меня с нежностью.

— Наверняка близкие ищут тебя, — мягко заметила она. — Не

сомневаюсь, что скоро вы снова встретитесь, мистер Икс.

Она вышла, и я вновь остался в полном одиночестве.

Мистер Икс — стало быть, врачи не знают, кто я такой. Вера

права — я действительно чувствовал себя очень одиноким...

безымянным и одиноким. И мне некого было винить в этом, кроме

себя!

***

Нет ничего более бесполезного, чем чувство вины, — раздался

голос моего наставника.

Я испытал настоящую радость. Конечно, он здорово раздражал

меня своими поучениями, но беседы с ним были лучшим способом

скоротать время в той тюрьме, в которую превратилось мое тело.

«Я согласен с тобой. Но если я не желаю быть марионеткой

обстоятельств, нужно просто признать, что я сам испортил себе

жизнь».

Жизнь полна противоречий. Мы рождаемся свободными, но

должны прилагать усилия, чтобы сохранить свою свободу. И

прежде всего нам необходимо принять ответственность за нее.

Возьмем, к примеру, тебя: ты жив и в то же время нет. Врачи

считают, что твой мозг мертв, но ты в полном сознании. Вера, как ты понял, обладает свободой делать все, что ей захочется, но

при этом чувствует себя парализованной, как и ты.

«Она сказала, что это результат недавней травмы».

Слово «травма» греческого происхождения. Оно означает

«рана».

«Да, я знаю это из книг по психологии».

Разумеется, знаешь. В противном случае я бы не говорил

сейчас об этом. И хватит меня перебивать... Вот первое

противоречие жизни:

Люди рождаются абсолютно свободными и при этом

полностью зависимыми. Никто из животных не нуждается в

таком внимании со стороны родителей, как человек.

Ребенок знает: если родители не будут заботиться о нем, он

умрет. В результате родительская любовь становится для него

вопросом жизни и смерти.

Когда ребенок рождается, он не знает ровным счетом ничего.

Как ты думаешь, у кого он учится жизни?

«У родителей».

Именно. Если ты окажешься на какой-то планете и увидишь, что все вокруг бьют друг друга, то решишь, что это нормальное

поведение. Разве нет?

«Прямо как мой папаша, который регулярно нас поколачивал».

А что знает ребенок о себе? Да тоже ничего... И кто же его

первые учителя?

«Родители, ясное дело».

Верно. Ребенок думает, что два этих могущественных

человека, от которых целиком и полностью зависит его жизнь, всегда правы — ведь они-то знают все! Когда отец говорил тебе: