Фредерик Оливер - Гражданин двух планет

Все, о чем я прошу тебя, это сказать им, когда они спросят обо мне, что я ушел. Потом улыбнись им и спроси: «Вы пришли сочетаться браком?.. Только простолюдины объявляют о своем супружестве; мудрые же никогда не женятся, но вступают в брак истинный». И не говори больше ничего. Если они поймут этот легкий намек, то согрешат и потеряют души свои, а я, великий Инкализ, буду спасен. И тогда я верну тебе Цельма. Верну в любом случае, даже если они и не воспримут твой намек».

Майнин кончил говорить. Я в ужасе отскочила, готовая ответить отказом, но он сказал: «Помни только одно — ты можешь спасти Цельма». Я сначала решила, что он — дьявол. Потом поняла, что для него это было естественным желанием спасти свою душу, даже ценой других. И, ох, как я хотела, чтобы мой Цельм вернулся! Источая слезы, моя душа шептала, что все это будет несправедливо, а сердце просило в виде исключения закрыть на это глаза. И не думая более, справедливо то или нет, я уступила и сказала: «Раз ты просишь, я сделаю это».

И сделала. Но, обманув Инкала, Майнин обманул и меня — он не вернул мне любимого. Когда Рей Уоллун рассказал мне о твоей смерти, я чуть не умерла от стыда, мое сердце было разбито, ибо те мужчина и женщина вняли моему намеку. Они умерли многие годы спустя, скрывая преступление. Но я, Филос? Войдя в сговор с Майнином, я продала свою душу Лукавому Дьяволу, хозяину Майнина. Потому теперь и я должна поплатиться душой, если меня не спасут. Расплата грядет, я знаю об этом, и она тяжела. Как ни старалась я делать добро, чтобы искупить грех, все напрасно!

Но ты, моя душа-близнец, можешь спасти меня. Если ты не спасешь, то Вечный Закон приговорит меня ко второй смерти. Моя душа будет уничтожена, а Дух, который не смог соединиться с моей душой, вернется к Истоку — Отцу нашему. И тогда ты тоже должен будешь погибнуть, ибо мы едины, твой Дух есть также и мой Дух. Спаси себя, а значит и меня.

— Но как? — вскричал я, испытывая такую глубокую душевную тоску и такое сильное горе, будто ощутил приближение смерти. Фирис, мое второе «я», мой чистый ангел, была в смертельной опасности! Она сама была в трясине, а ее душе угрожала смерть. Но вместе с ней это угрожало и мне, ибо Дух наш был един.

— Как? — снова спросил я, но уже шепотом.

— Человек, которого я, будучи Анзими, сбила с пути, уже несколько раз воплощался с того времени и с каждым разом становился все хуже и хуже. Сейчас он снова на Земле и готов предстать перед искушением, которое, если он падет, подтолкнет его еще дальше по пути зла — к окончательной смерти его души. Если сейчас он не оступится, то может спастись или не спастись, но мы, промедлив, можем не успеть воспользоваться им и тогда уж точно умрем, согрешит он или нет. Да, мы умрем, если только ты теперь же не начнешь действовать. Принеся его душу в жертву, мы обязательно спасемся; так сказал Майнин, который проклят и извергнут во тьму внешнюю, но еще владеет мной. Это единственная, хотя и слабая, надежда. О, Филос, подумай! Подумай! С одной стороны — вечная жизнь, свет и возможность искупить все наши грехи, а может быть, в конце концов, спасти и этого человека, а с другой стороны — смерть, низвержение во тьму внешнюю и вечный демонизм.

В тишине ночи Фирис стояла предо мной и умоляла помочь ей. Ее руки были сжаты, глаза полны слез, мне тяжело было видеть ее мучения. Но как помочь той, кого я любил больше жизни, и самому себе? Как спасти наши жизни?.. Может, использовать свою оккультную способность и прошептать кое-что человеку на далекой планете, уже давно погрязшему в грехе, человеку, который может вновь не справиться со своим искушением, даже если я не пущу в ход свое влияние? Что делать?..

Да, я мог повлиять на него, чтобы он — правитель великого государства — подписал отказ помиловать двух людей, приговоренных к казни за убийство. Я знал, что те двое невиновны. Знал это и правитель; он уже сотворил немало ужасных грехов, используя свое положение, деньги и власть, чтобы сплести сеть косвенных улик, по которым этих двух его врагов повесили бы за убийство, совершенное его собственной рукой. Всего через час он должен был подписать (или не подписать) роковой документ, но его дерзость вдруг изменила ему. Все, что мне было нужно сделать, это оккультно «поддержать» его. Если он уже настолько греховен, возможно ли, что этот человек свернет с пути зла и встанет на путь добра? Едва ли. И я мог повлиять на него, побудить его завершить двойное убийство, чтобы, использовав момент, спасти Фирис, которую так любил, чей Дух был моим Духом, разрушение души которой могло привести и мою душу к смерти. Это было так легко сделать!

Все преступления легко совершить. Но пока меня сковывала мука отчаяния, появился луч надежды в виде вопроса: а спасет ли нас этот поступок? Разве не сказал Бог: «Не убий»? И не ляжет ли это двойное убийство и на меня так же, как на правителя?..

Тогда я встал и спокойно заговорил. О, каким ужасным было это спокойствие — спокойствие отчаяния!

— Слушай же, Фирис. Даже если нам обоим суждено умереть во тьме внешней, все же я не буду делать этого. Ты, которая мне дороже жизни, не должна была просить об этом! Разве не сказал Отец наш: «С того, кто содеет зло, будет взыскано в тридцать, в шестьдесят, во сто крат»? И если я, если мы оба обречем чью-то душу на тьму, то не думаешь ли ты, моя духовная половина, что и нам придется отправиться туда же? Хотя, быть может, эти слова и подписывают твой и мой смертный приговор, я отказываюсь грешить. Я не исполню твоего желания. Я не совершил твоего греха, но могу протянуть руку и с помощью Христа-Духа прекратить его развитие. И ты сможешь вернуться в то время и в то место, где душа твоя пребывала до прегрешения твоего, и снова воплощаться на Земле так часто, как будет нужно, чтобы стереть и искупить этот грех. Я же буду ждать тебя в том месте, до которого развилась моя душа, ждать даже десятки тысяч лет, пока ты снова в чистоте не соединишься со мной.

Я буду направлять тебя, чтобы ты не совершала более прегрешений во время искупления. Да, я буду направлять тебя свыше. Так хотелось бы сойти вместе с тобой в земную жизнь, но мне надлежит остаться, чтобы сохранить свой свет чистым. И я исполню это. Но ты знай: если бы только во Вселенной было возможным искупление чужих грехов, я сам поспешил бы спуститься вместо тебя, тебя же оставил бы здесь. Но осудить человека на Земле, а вместе с ним и нас самих — нет! Я не могу так согрешить!

С судорожной дрожью и отчаянием в глазах, подобных звездам, которые поразили меня так, что я застонал от муки, взывая к Богу, Фирис ответила мне голосом потерянной души:

— О Филос, подумай хорошенько, ибо, может быть, ты огражден такого рода праведностью, которая заставляет плакать ангелов, а демонов улыбаться!