Посох путника

Утром, ещё в тумане, когда лишь рассвело, я иду по росе разноцветных мхов, окружающих мой храм, к тому камню, где укреплён треугольник моей мишени. Я беру с собой только одну стрелу. Я беру только одну, потому что должен в одной сосредоточить весь свой опыт стрелка из лука, всю свою мужскую силу, всю глубину своей мысли. Моя воля переходит на кончик стрелы. Я знаю, что у меня только одна стрела, и, значит, она должна попасть в цель. Я сосредотачиваю все на кончике стрелы и бросаю её в цель. И когда стрела, дрожа, впивается в треугольник, я думаю, что поднялся ещё на одну ступень по пути самоусовершенствования”.

Это — путь действия, и это — главный путь. На атом пути мы преодолеваем главного врага в нас — у-шин. Это не бог и не дух, это наш мозг.

Вот Каннон-Бутсу, у неё 1000 рук, и в одной из них лук. Что случилось бы, если бы Каннон задумалась, как ей действовать луком? Все остальные 999 рук оставались бы без движения или начали действовать вразброд. Поэтому она не размышляет. Она не позволяет мозгу остановиться на чем-то и на минуту. Она поборола в себе интеллект, рассеяла мышление по всему телу. Она победила у-шин и добилась состояния, которое мы зовём му-шин, состояние безмыслия. Горе тому воину, который не одержал победы над интеллектом! Искусство владения мечом это, прежде всего, искусство освобождения от интеллекта.

Дзен есть освобождение от интеллекта. Тигр перед прыжком не раздумывает, "как ему выгнуть хвост и какую силу придать задним ногам. Он прыгает! И прыжок его — само совершенство! Прийти к сознанию тигра, прийти к сознанию птицы! Воин, поэт и художник не рассуждают. Они рисуют, дерутся или слагают стихи. Таков был великий мастер меча Миямото, таким должен быть самурай!

“Но ведь мозг мыслит! Он не может не мыслить! Он хочет знать!

В этом ваша слабость и -ваш грех. Вы накапливаете знания, как деньги, и поклоняетесь ему, как скряга золоту. Но скряга умирает от голода на своём сундуке. Если меч уже пронзил вашу одежду, будете ли вы искать среди своих знаний такое, что остановит меч? Нет! Вы отпрянете назад и этим спасёте свою жизнь. Это и есть дзен!

Я нападаю на вас! Вы европеец, вы размышляете, вы направляете свою мысль на моё движение, и ваша мысль застывает на нем, вы беспомощны. Вы останавливаете своё внимание на конце моей .шпаги и ваша мысль останавливается на вей, вы неподвижны. Вы думаете о том, что должны победить меня и в этот момент я поражаю вас в сердце...

Вы видите эту чашку? Художник постарается сделать с неё рисунок, который был бы наиболее похож, учёный определит её вес, объём, плотность... человек дзен выпьет из неё воду. Вот что такое дзен!” (Судзуки).

А вот как описывает сатори известный современный учитель дзен Сасаки-сан: “Однажды я стёр из головы все понятия, отбросил все желания, слова, которыми мыслил, и остался в покое. Я чувствовал лёгкое головокружение, как будто меня втаскивают куда-то... Вдруг — бац! Я вошёл... Я потерял границы своего физического тела. Конечно, у меня была кожа, но я чувствовал, что стою в центре Космоса. Я говорил, но мои слова потеряли своё значение. Я видел людей, которые подходили ко мне, но все они были одним и тем же человеком." Все были мной! Я никогда не знал этого мира. Я думал, что меня создали, но теперь приходится изменять это мнение — я никогда не был создан! Я был космос, никакого индивидуального господина Сасаки не было”.

Пытаясь ответить на вопрос, что такое дзен, великолепный знаток предмета Аллан Б. Уоттс пишет: “Это не религия и не философия. Это не психология и не род знания. Это пример чего-то, что в Индии и Китае известно как путь к освобождению и напоминает в этом смысле даосизм. Веданту, йогу-Путь к освобождению не может иметь позитивного определения. На него намекают, указывая, чем он не является. Это несколько схоже с тем, как если бы скульптор вскрывал некую форму, убирая куски камня из глыбы”.

Слова эти в полной мере приложимы и к Учению, хотя и не охватывают всех его аспектов.

Символом дзен в Японии является дарума— “ванька-встанька, изображающий индийского монаха и первого патриарха дзен Бодхидхарму (по японски “Дарума”). Традиция рисует его как человека с дикой бородой, проницательными глазами и суровым лицом. Он так долго сидел в медитации под деревом боддхи, что у него отнялись ноги. Этим и объясняется форма дарумы. Но кукла эта имеет и иной символический смысл:

способность её всегда поднимается после падения, как бы намекает на подъем после каждой неудачи. Песенка о даруме говорит:

“Джинсей — ва нана — короби, йа-оки”, что значит: “Жизнь человеческая — семь раз упадёшь, восемь встанешь”.

О Бодхидхарме рассказывают ещё две легенды. Согласно одной из них, однажды он заснул во время медитации. Проснувшись, он в гневе отрезал себе веки и швырнул из наземь. Из них и вырос первый куст чая. С этого времени монахи пьют чай, который отгоняет сон и взбадривает их.

По другой легенде император Лян У-ди, который был учеником Бодхидхармы и усердно помогал распространению дзен в Китае, как-то спросил у патриарха, что он заслужил своими делами в будущих жизнях?

— Ровно ничего,— ответил тот.

— Каков же в таком случае основной принцип святого Учения?

—.Да оно пусто, в нем нет ничего святого!

— Кто же тогда ты, что стоишь перед нами?

— Я не знаю,— сказал Бодхидхарма.

Учителя дзен часто используют остроты, парадоксы, из-под которых необходимо добыть истину, могут выражаться грубо и вульгарно, а то и треснуть ученика палкой. Если в дзенских монастырях господствует суровая дисциплина, то для учеников извне она не нужна. Можно жить нормальной жизнью, заниматься обычными делами, вести семейную жизнь и получить сатори.

В Японии нет такой отрасли искусства, культуры, на которую бы дзен не оказал влияния. Это видно в архитектуре, скульптуре, живописи, поэзии, садоводстве, спорте, ремёслах, торговле.

“Если сидишь — сиди. Если идёшь — иди. Главное — не мельтешись попусту” — сказал один из учителей дзен и заключил в этом все.

Дзен не допускает никаких задних мыслей, фальши и иллюзий. Кто поступает согласно дзен, поступает естественно, без внутренних противоречий. Когда Банкей-сан умер, один слепой сказал: “Я не могу видеть лица человека, но могу определить его характер по голосу. Обычно, если кто-то приносит поздравления, я слышу скрытую зависть. Если кто-то соболезнует, я часто слышу удовлетворение в его голосе. Но во время всех моих бесед с Ввнкеем его голос всегда был честным. Если он выражал радость, я слышал радость. Если говорил о печали, его голос звучал печально”.

Когда-то в Токио жили два учителя дзен. Учитель Унсе поступал всегда в согласии с тем, чему учил, был строг к себе, не имел никаких страстей и слабостей. Танзан был его полной противоположностью. Он ел, когда был голоден, если был сонным, то спал даже днём, и не сторонился сакэ, если у него была охота выпить. Однажды Унсе пришёл к Танзану, который как раз потягивал из бутылки.