Гузель Хуснуллина-Махортова - Мастер Судьбы. Ты сможешь всё

Соберись, нытик! Вперёд в светлое завтра, пусть всё плохое останется позади. Но когда очередная цель достигнута, когда ты оказываешься наедине с самим собой, отчётливо понимаешь, что ты – маленький, несчастный ребёнок, изо всех сил стремящийся стать кем-то крутым, успешным, любимым. Раненый ребёнок вновь одинок и предоставлен самому себе, но уже рядом с взрослым, успешным тобой.

Я за то, чтобы наконец-то разобраться с капсулой боли, этой занозой, которая каждый раз даёт о себе знать, когда очередная цель достигнута, а счастья нет.

Цель этой главы в том, чтобы принять, понять и простить себя за ту часть души, в которой живёт раненый ребёнок. Простить себя за то, что ты был в каких-то ситуациях жертвой, не справился с обстоятельствами.

Я хочу верить, что зёрна знаний, посаженные в душе, прорастут качественными изменениями личности, а не приведут к мести.

Не только принять жертву как часть себя, но и найти ресурсы личной силы для трансформации.

Принять свои возможности в одних ситуациях и ограничения в других.

Это есть главная мудрость – объективно воспринимать слабость, силу, возможность.

Быть не выше себя, но и не ниже.

Перечислю основные психологические характеристики жертвы.

Одна из главных – выученная беспомощность. Выученная беспомощность – иллюзия невозможности справиться с проблемой самостоятельно.

Возникает проблема, трудная задача – тут же возникает желание «хочу на ручки». Делегировать решение проблемы другому, желательно мужчине, если вы – женщина.

Выученная беспомощность – ожидание спасателя тогда, когда вполне можно без него обойтись. Жду спасателя, не могу сама – психологическая характеристика жертвы.

Жертве нужен волшебник Гудвин. Мы часто тратим жизнь, чтобы идти по дороге из жёлтого кирпича к кому-то всесильному и всемогущему, который решит все наши проблемы.

На деле, всемогущий и ужасный волшебник оказывается мошенником или манипулятором.

В нас самих изначально уже есть то, к чему мы шли дорогой из жёлтого кирпича. Те имагинальные диски гусеницы, которые должны превратиться в крылья.

Жертва отказывается от крыльев, потому что считает себя гусеницей и ждёт спасателя.

Когда мы делегируем волшебнику, который прилетит в голубом вертолете, ответственность за свою жизнь, мы чаще всего попадаем в ловушку манипулятора. И крылья нашей души так и не расправились. Мы отказываемся от радости полёта.

В ситуации выученной беспомощности мы идентифицируем себя с жертвой, с беспомощным ребёнком, который не может справиться с чем-то, кем-то, кто сильнее его.

Как только мы мигрируем в полюс детской беспомощности, мы становимся лёгкой добычей для манипуляторов всех мастей.

В ситуации выученной беспомощности мы попадаем в ловушку прошлого. Мы ждем помощи, как когда-то ждали поддержки от равнодушных родителей. Нам страшно проявить силу, инициативу, потому что от авторитарных, агрессивных родителей мы могли получить только очередной подзатыльник или окрик: « К ноге!».

Рядом с сильными и страшными взрослыми мы могли замирать от ужаса, втягивая голову в плечи.

Мы мигрируем в это поле детской беспомощности, хотя нам может быть и пятьдесят лет, и двадцать – тридцать – сорок.

Мы становимся бесхребетными. В этом состоянии нас используют. Мы ждем, что нас спасут, возьмут на ручки, но, как правило, нас предают. А за очередным предательством – утраты Веры в себя, Бога. Отказ от своего земного предназначения ради мнимой безопасности. Быть никем безопасно, значит, быть беспомощным выгодно. Ты не можешь стать объектом зависти и агрессии, если ты господин Никто. Недаром те, кто добивается в жизни многого, говорят, что если у тебя нет завистников и врагов, значит, ты ничего стоящего в этой жизни не сделал. Не расправил крылья. Бабочка умерла на стадии куколки или гусеницы.

Когда жизнь даёт нам сложную задачу, мы можем бессознательно возвращаться в свою детскую беспомощность, впадая в иллюзию ожидания и поддержки. Нет, как правило, нет!

В детстве не получили, во взрослой жизни навряд ли… Скорее добьют, чем помогут. Здесь можно вспомнить самурая, готовящегося к битве. Самурай представляет свою смерть и просчитывает, как избежать поражения.

Выученная беспомощность парализует волю, отвагу и отключает мозг. На авансцену выходит раненый ребенок, который был жертвой рядом со взрослыми родителями или абьюзером.

Мы находимся в когнитивном диссонансе: ребенок беспомощен, но мы-то не беспомощны. Но поскольку мы мигрировали в детский полюс беспомощности и ничтожности, нам кажется, что мы не справимся, хотя это, по большей части, субъективное переживание.

Второй психологический признак жертвы – это само сбывающееся пророчество. Взрослый, идентифицирующий себя жертвой, ожидает катастрофы каждый божий день. У страха, как водится, глаза велики, так и жертва любую сложность способна свести к катастрофе.

Жертва может изо дня в день совершать когнитивную ошибку катастрофизации действительности. Мы все умрём и Страшный суд предсказан ведущими религиями. В животе и смерти только Бог волен.

Стоит ли бояться жить и исполнять своё Предназначение?

Быть или не быть – вот в чём вопрос.

Когнитивная ошибка катастрофизации действительности проистекает из первой – выученной беспомощности.

Почему пророчество катастрофы жертвы сбывается? Потому что ей свойственно туннельное восприятие действительности. В таком состоянии она не замечает объективные возможности, подсказки, не способна вступить в контакт с личной силой.

Ошибки восприятия и когнитивная ошибка ожидания катастрофы, идентификация с беспомощным ребёнком – всё приводит к тому, что мы не справляемся (в который раз) с задачей. Опыт поражений накапливается, укрепляя в позиции жертвы.

Тогда мы в бессилии опускаем руки и плывём по жизни утлой лодочкой, готовой в любой момент пойти ко дну.

Нужно остановиться. Пойти навстречу боли и страху. А не метаться, как Лёлик в фильме «Бриллиантовая рука», повторяя: «Шеф, всё пропало! Гипс снимают. Клиент уезжает!».

Третья психологическая характеристика связана с личными границами.

У жертвы психологические границы либо отсутствуют вообще, либо с нечёткими контурами и максимально проницаемы.

Взрослый человек с комплексом жертвы пропускает момент нарушения личных границ. Он начинает бить тревогу только тогда, когда ему сели на шею и свесили ножки. Или, того хуже, когда начинают мочиться на голову.

В процессе терапии, когда взрослый с комплексом жертвы начинает понимать себя, он способен отметить, что чувствует, как скукоживается, сжимается в комочек. Чувствует себя беспомощным, парализованным от страха.