Игорь Олен - Лоскутная философия. Идефикции

Я иной, зритель сгинувших пéрмей 3 3 Пермский период (пермь) – последний геологический период палеозойской эры. , мемфисских стел, драконов и аргонавтов. Вот что я знаю: Богу плевать на нас. Он не с теми, кто созидает мир от корысти. Он всё разрушит. Он ждёт в пустыне всех нас заблудших. Боже, помилуй!

90.

Понял, как истина возникает. Промельком. Без того чтоб корпеть над ней в философских трудах и в диспутах. Включишь радио, там фрагмент из романа, – не Достоевского и Толстого с их геморроями, а кисель про Рэмси, главного менеджера, кто девушек-продавщиц «не щиплет, в отличие от поганца Джека»…

Вот ведь задача! В чём её цели? Отповедь щупать девушек? Или девушкам нужно, дабы их щупали? Здесь, скорей, идеал предстал – грёзы девьей моральной «чистой любви», решившей, будто мужчина, чтоб щупать девушек, должен брать их в жёны.

91.

Мы живём так, как мыслим. Если воюем и убиваем, лжём, подличаем – то мыслим войну, смерть, подлости больше, чем остальное. Рознь – в сущности человека, в мыслях его, в воззрениях, в утверждении зла с добром. Человек есть лицо войны, её форма и претворенье.

92.

Что меня манит странное? Взять «добро» или «зло». Что «зло-добро»? Я видел их? Нет, не видел их, пусть их видели все. На шоу, несть им числа, и в буднях с пеной у рта доказывают «добро» своё и готовы внушать его оппонентам (ясно что «злым») насилием (см. «добро с кулаками»). Ишь ты, запал какой! Для чего битвы с призраком? Ведь сказала патристика, что «зла» нет как сущности. «Зло» не есть самосуще – вот лейтмотив её. «Зло» – нехватка меры «добра», указано.

Но его, кстати, тоже нет; есть выдумки. Бог, источник патристики, чтó сказал: что на свете всё « хорошо » (Быт. 1, 31); Бог запретил знать «зло» и «добро» вообще.

Их нет. Совсем. Ни «зла», ни «добра». Есть данность. И поразительно, что, забыв её, люди бьются за домыслы относительно «зла» с «добром» и за их наличие.

93.

Мир гниёт и в нём нет надежд. Мир пора отрицать. Ницшеанства мало! Нам коренной, титанический слом бы! Гуннов каких-нибудь и вандалов! Нам коренную Россию бы!.. Недоделали. В результате – вещное счастье, будь оно проклято… Может, чушь всё: Русь, мессианство? Может, важнейшее – сикль библейский? Рубль, йена, доллар?

94.

Наша особость. Мы вовне всех. Мы так живём, точно видели истину и ничто вокруг нам уже не в пример. Мы истину – видели? Где? в Евангельи? Много там о любви, прощении и незлобии. Но ведь мир-то иной. Иное всё. Как нам жить, чтоб и Богу польстить, и миру, если Бог « не от мира »? Мы частью душ в раю остались; значит, судить должны от райского. Но нельзя судить: Бог изгнал прародителей за суд истины познаванием «зла»/«добра». Христос велел не судить опять-таки… Он велеть-то велел – да сгинул.

95.

Всяк ценен в мере, в коей заслуживает знак вечности. Парафраз из Ницше.

96.

Реминисценции. Я не сплю с Рождества, – с него не живу по-прежнему… Что испытывал Бог, быв вечно (стало быть, и до Собственного Рождества, как я до болезни) и изменивший вдруг Сам Себя входом в мир, как я изменён болезнью? Он появлялся в мир, когда я уходил. Рождался судить мир – я же судил его вырождением. Мы поэтому родились день в день: Бог в зло – а я вон из зла (значит, в истину?). И вот в этом миру, из какого сгину, где прожил много, я, как младенец, не разумею вдруг ничего почти, ни к чему не могу приложить свой опыт. И до-рождественского меня не выполоть с ходу новому, кем я стал.

97.

Возьми сикль! Не посылается лишь тебе. Жизнь, шанс проявить себя, синекура щедрая выпадает всем. Один других упреждает. Раз, третий, пятый взял кто-то первым – и олигарх стал. Прочие? Их беда: ведь давалось на равных, подсуетились бы… Подыми я сикль – и моя жизнь не так пошла бы: а как я бедствовал, то от худшего к лучшему; взбогател бы вдруг, преисполнился целями. Я не поднял сикль, не поднял… Да, мы такие: род мой, дед, прадеды. В нас – заскок слыть духовными, бескорыстными, с принципами, мол, этики, хоть нам жутко потребны доллары, и поболее. Масса их нам нужна! и собственность: мы хотим быть чиновными и имущими. Но мы страшно больны, род догм о «добре» и о «зле», о «нравственном». В результате – нищи.

98.

Если я жив на вид, то затем что думаю , мысль творю; вне её отсутствую, точно мёртвый. И не болезнь казнит, но я мёртв, ибо сил и желаний нет. Нет – чувств… Умел ли я жить вообще? Я в стадии перетянутых струн, лишь лопнуть… Так, во фрустрации стережа смерть тела, мыслями я игрался в жизнь, делал вид, что живой-де. Ёрничал. Я вник в тайну, что и не жить возможно, быть неживым почти – а и будто бы жить притом, стоит лишь сознавать . Я вник в чужесть жизни, как она есть, сознанию: в жизни мёртв почти, я, загадочно, в мысли жив ещё, почему и не труп. Мысль даже мощней в больном. Оттого подозрение: а не мысль ли вирус, кой, паразитствуя на живом, жизнь губит? Вспомнится детство в роскоши чувств – и видится, что сейчас ты не жив вполне, а лишь есмь умом; что враждебна мысль жизни, паразитична, ибо является, лишь пожрав жизнь. Попросту, мысль мертвит, и «разумный» наш выбор – страшен. Да и Сам Бог, клянясь: « Я есмь Жизнь для вас », – Бог, в Кого только верить, ибо абсурден, Сам кладёт рамки разуму, постижим лишь тайной. Стало быть, мысль – безжизненна? Полумертвие, значит, впору звать homo sapiens?

99.

Мысль. Христос был гносеологией с онтологией. Христианство – душевная терапия.

100.

Нравы за гробом. Плебс, добродетельный, благонравный, твёрдо держащийся догм и норм, – то есть спёртый моральным грузом, – думает о бессмертии? Вот те на! Законфузится он в бессмертии, покраснеет и со стыда сгорит: там ведь жуть порочно! Все там раздетые, обнажённые до своих тайных мест. Там высшие моют низших, пигалиц чтят как старцев, извергов ценят, в умных плюются. Шлюхи там – лучше девственниц, а Иуда в славе. Там нравы Бога, а не людские.

101.

Нет, никакой народ не участлив к вышнему, не охоч до грёзы встроить миф в жизнь, не распахнут для бездн, как русские! В нас неразвитость в преимущество неких тайн (взять лейбницев, чистопробный их интеллект, вещающий о сверхумной броской абстракции, то итог – в буржуазном пошлом уюте); если точнее, для постижения неких тайностей и сквозь них испытания всех идей житьём-бытьём на пределе , как бы не тут уже, чтоб энергия направлялась не к заурядным шесть минус два четыре или к учёным тезисам Гегеля (сим «духовностям»), но к немыслимым сфинксовым откровениям, отчего племя русских как бы юродиво.

Мы враг западной деловитости и восточной недвижности. Мы являем им, что не это суть, что оно зря, попусту, что не техникой и традицией делать жизнь, не Эйнштейном с Буддой, что это – к гибели и что жить без машин/карм лучше. Мы всё изведали: Вавилон творили, вырвались в космос, вызнали, из чего мы, атомы пользуем…