Монах Салафиил (Филипьев) - Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя

Маловерие, суетность, многопопечительность, любостяжание, не возложение печали на Господа, страх, мнительность, жалость к себе, обиды, злопамятство, уязвлённая гордыня и тщеславие — вот, что поднимается со дна сердца во вторую половину ночи. Это страстные струны, на которых демоны играют свою адскую симфонию. Вот, что предстоит врачевать и изживать благодатью Божией. Помоги, Господи!

Помню, писал в работе о молитве Иисусовой «Богообщение» святоотеческий совет: если духовника нет рядом, то вместо устного исповедания помыслов, делать то же самое письменно — записывать, а потом при возможности прочесть духовнику. Начал так делать, сразу стало легче. Слава Богу.

Наконец-то пришло время теорию применять на практике. А иначе теория «не пользует нимало».

Твёрдо понял, что в пустыне молитва — самое важное делание. Без неё здесь никак. Я очень люблю книги, люблю духовно общаться со святыми авторами, насыщаться их опытом. Но здесь в пустыне — передовая, фронт. Здесь одной теории мало. Иначе реальная смерть или бегство из пустыни будут не за горами, я это почувствовал уже. Здесь, как хлеб, как воздух, нужна живая молитва к Богу и святым. Молитва непрестанная в любых формах — от простого воздыхания до чтения тропарей, канонов, акафистов, богослужебных последований. Постоянная же путеводительница и помощница в пустыне — молитва Иисусова. Тянешься к ней, как утопающий к спасательному кругу.

Очень важна ночная молитва. А я-то как раз на неё никак не настроюсь. А это ведь мне послушание от старца. Стыдно мне просыпать. Весь Афон келейно или в храмах ночью бдит, ждёт Жениха и молится за весь страждущий от собственных грехов род человеческий.

Слава Богу! Сегодня, наконец, первый раз ночую в своей пустынной келье. Вроде бы ничего в ней особенного нет. Келья отца Давида и новая, и обустроенная, и в два раза больше моей. Но как же тянет в свою келью. Ходил сюда, молился, читал, писал дневник и стихи, разбирался с хозяйством, любовался окрестными видами моря, неба и гор, и вот... сегодня могу остаться здесь, хотя многое ещё не доделано, но доделается потихоньку.

Как-то будет мне здесь житься, молиться и каяться? Матерь Божия, помоги!

Всё не было времени записать наше богослужение на ногах в день Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Пошли мы с отцом Памвой в 5:30 утра на службу в келлию Преподобного Ефрема Сирина, здесь на Катунаках, только значительно ниже.

Темным-темно. Ветер. Каменистая тропа. В этой келье подвизался один из учеников старца Иосифа Исихаста — старец Ефрем Катунакский (+ 1998 г.). Пришли. Всё открыто, но братии нет. Видимо ушли куда-то на престольный праздник.

Пошли мы с моим спутником в главный храм скита Святой Анны. Светало. Открылся вид на Афон, со светящимися то там, то здесь окошками храмов, где идут службы. Афон молится. Красота. Шли довольно долго.

Пока пришли, и там служба кончилась, храм закрыли. Погрустнели мы, я лично подумал: «Из-за моих грехов и отец Памва страдает». Тут появился монах архондаричный (гостиничный), открыл нам храм, вынес приложиться стопу святой праведной Анны — мамы Матери Божией. Я, как мог, сердечно молился, просил Матерь Божию и святую Анну вымолить у Господа мне прощение и, если можно, благословение мне пожить и покаяться на Святой Горе. Умягчить сердца тех, кто может быть против моего пребывания на Афоне, и помиловать всех нас.

Монах вынес нам по чашечке кофе, лукум и воду. Это было очень кстати после уже довольно долгого пути по горам, под сильным ветром. Потом пошли круто-круто в гору, чтобы вернуться на Катунаки другой дорогой.

На подходе к горному хребту свернули и вышли к чудотворному источнику Матушки Божией, расположенному в тенистом лесу. Этот источник был изведен Богородицей из горы в безводном месте, по молитвам преподобного Геронтия в ХIV веке. Первоначально вода шла выше нынешнего места, но после того, как ученик преподобного решил заняться в пустыне садоводством в ущерб священнобезмолвию, Богородица явилась ему и сказала: «Раз тебе нужны сады, тогда носи воду на своей спине». И источник забил на склоне, ниже кельи пустынножителей, куда мы и пришли помолиться и испить холодной Богородичной водицы.

Под скалой в пещере — колодец, а рядом иконочки; одна из них изображает явление Матери Божией отцам-пустынникам. Набрали из колодца воды. Вкусная. Помолились. Посидели. Пошли.

Проходили разрушенную келлию Святого Артемия, принадлежавшую когда-то то ли румынам, то ли русским. Храм цел, но в полном запустении. Иконостас ХІХ-го века, но без икон. Пол требует замены. Под куполом сохранилась немудрёная роспись и по стенам кое-где — русские дореволюционные литографические иконы, весьма ветхие. Месторасположение келлии величественное, прямо на хребте.

Рядом ещё одно почитаемое место. Огромный камень или кусок скалы. На нём крест размером примерно десять на пять сантиметров. По преданию, преподобный Афанасий Афонский проходил здесь, и ему явился бес, вышел из камня и хотел столкнуть святого в пропасть. Преподобный Афанасий сотворил крестное знамение и прогнал беса. На глыбе же, словно знамение, осталось изображение креста. Рядом с крестом преподобного Афанасия выбито и нацарапано множество крестов более позднего происхождения, но первый крест с другими не спутаешь. Он словно выплавлен в камне. Интересно. Ни на что не похоже. Я, по крайней мере, такого не видел.

Оттуда до Ипатьевской кельи минут тридцать. Там нас ждал отец Амвросий и два кота (мой Абрикос пришёл в гости к своему брату Тигрику).

Устроили праздничную трапезу в честь Богородицы. Жаль, что не попали на службу в храм. Но наше «богослужение на ногах» с чётками в руках, по святым местам, продолжалось четыре с половиной часа. Так что, слава Богу за это!

Ощутил, что Афон — это удивительная Гора, на которой всюду — свидетельства присутствия Господа, Матери Божией и святых. Ну и ещё, к сожалению, присутствия бесов, ведь здесь — передовая духовной войны. От лукавого и слуг его да избавит нас Милосердный и Крепкий Господь наш в Троице славимый во веки веков. Аминь.

Хотел сказать об одном искушении: с переездами из кельи в келью я потерял было свой дневник. Сначала расстроился, потом смирился. Подумал, если не найду, значит нет воли Божией вести его... Нашёл! А то взгрустнулось мне без дружка моего, без дневника. Господь милостив к немощам моим. Благодарю.

Что ж? Время одиннадцать вечера. Заканчиваю писать.

Не знаю, как будет дальше, но пока по благосердию Господа, Царицы Небесной, моего Ангела Хранителя и всех святых чувствую себя в своей скромной келье очень спокойно. Словно не шаткие стенки вокруг меня, а мощные стены какого-нибудь афонского монастыря — духовная крепость.