Анатолий Гармаев - Пути и ошибки новоначальных

Второе наклонение — самооправдание — есть общий грех почти каждого, особенно умножившийся в наше время. Человек может искренне каяться на исповеди, но не пройдет и часа, как в отношениях с ближними он будет ловко выгораживать себя. С быстротой ЭВМ он найдет причины, подвигнувшие его поступить так или иначе. Единственную причину — собственную вину — он будет обходить всеми способами.

В третьем наклонении — упорной несознательности — человек будет избегать малейшей необходимости заглянуть в себя, увидеть свою вину, признаться в своей ошибке. Будут использоваться самые разные уловки, лишь бы не меняться в привычных поступках, не трогать сложившегося характера, не безпокоить внутреннюю уравновешенность. Это наклонение совести особенно выражено у людей с сильно развитым эгоизмом. Будучи мздовоздаятелем, поврежденная совесть за совершенные проступки либо не наказывает никак, либо изводит человека в самоедстве.

В первом случае «сознание своей виновности большею частью остается в мысли, не тревожа сердца, и человек часто говорит: „Виноват, ну что ж такого?“ — и остается холодным зрителем своих грехов, нередко немалых. Недавнее преступление безпокоит еще сильно, а по времени оно превращается в простое напоминание; место преступления также встревоживает сильно, а вдали от него мы покойны».

Во втором случае нападает на совесть неудержимый страх. Человек боится смерти, боится мытарств и частного суда, ужасается уготованной, как будто ему, геенне огненной. Памятование о смерти, мытарствах и частном суде является необходимым настроением сердца. Но, будучи правильным по устроению, оно не подавляет человека, не угнетает его, но, напротив, подвигает ревность к богоугодной жизни.

Иногда страх согрешить не дает человеку что-либо делать. Он во всем начинает быть осторожным, назойливо предупредительным, до щепетильности мелочным. До болезненности и крайнего упрямства человек остается с ним, не желая преодолевать его, хотя при этом будет просить о помощи, искать наставления, как ему быть.

В третьем случае за малейшую провинность человек будет «есть» себя, не находя оправдания ни в примирении с ближним, ни в беседе с духовником, ни в таинстве покаяния или Причастия. Происходит это с людьми, склонными к сильной акцентуации на себе. Это крайняя озабоченность собою, глубокое самоугодие, которое пленяет совесть, извращает ее, паразитирует на ней.

«Итак, — заключает святитель, — совесть в греховном состоянии, по законодательству, по суду и воздаянию, то сама собою неверна, то намеренно искажается ради страстей. От этого одни свободно предаются всему разливу страстей и греховной жизни, ибо, когда совесть улажена со страстями, кто вразумит? Другие живут в холодной Безпечности ни худо, ни добро. У тех и у других деятельность извращена и она пробудет такою до пробуждения совести. Иные при этом возвращаются к жизни истинной, другие, напротив, с пробуждением совести предаются отчаянию и допивают горькую чашу беззаконий, чтоб потом испивать до дна и чашу гнева Божия» [24] Начертание христианского нравоучения, с. 274–275. .

Далеко не такой пребывает совесть у человека, восстанавливающегося в благодатном общении с Богом — в таинстве Причастия, в воздержании и молитве. Благодать таинства, как помазание, учит всякого, как должно поступать (l Ин. 2, 27). Надо иметь только к ней обращение в молитве и воздержании. Всяким, кто искренне прибегает, она руководит на всех путях жизни, тайно или явно. Тогда появляется в человеке «жажда Слова Божия, от которого обратившийся грешник не отстает, а ищет или слышать, или читать его, впивает его, питается ими все черпаемое из него превращает во глубине сердца в правила и начала и тем освящает свою совесть» [25] Начертание христианского нравоучения, с. 275. . К этому человек прибавляет восстановление и устроение своей церковной жизни. Он начинает исследовать волю Божию, входить в ее содержание, в ее глубину, чтобы жить по ней.

Воля Божия открывается прежде всего в Священном Писании и трудах святых отцов, затем в правилах, обычаях, распорядках и чинопоследованиях Церкви, в наставлениях и благословениях духовного наставника, крестных и кровных родителей (если последние не противятся Богу), в требованиях и пожеланиях старших по чину (званию) и возрасту и, наконец, в событиях жизни и в действующем в них Промысле Божием. Когда же человек переживает на себе нападения со стороны развратной воли, он подавляет их в тот же час, «ибо определено ходить в воле Божией без саможаления, со всякими пожертвованиями, среди всяких озлоблений, и внутренних и внешних» [26] Начертание христианского нравоучения, с. 276. .

При таком выправлении церковной жизни в переходный период и особенно в период воцерковления совесть, как законодатель, совершенно усваивается воле Божией, и закон Божий воцаряется в ней как ее собственный, так что у истинных христиан она уже не нуждается в постоянном прибегании к внешнему источнику закона, ибо носит его внутри.

Как судия совесть стоит на страже богоугождения. Всякое действие греха, которое нечаянно может случиться с человеком, рождает в нем сильное и глубокое покаяние. Суд здесь всегда обращен на себя и «совершается без укрывательства, без ложного снисхождения, со всею подробностью и полнотой, касаясь не только слов и дел, но и намерений и мыслей. Избирается и сторонний судия (духовник или опытный старец, которому открывают все), который и решает дело и которого решение принимается как решение Божие. Здесь не встретится грубого самооправдания и несознательности, ибо жизнь почти вся проводится в самоосуждении и чувствах покаяния. Такие расположения приводят мир в душу, не возмущаемый ни какими здешними неприятностями, ибо виновный чувствует себя достойным всяких казней».

Как воздаятель совесть, исполненная благодати, малейшее греховное движение пресекает немедленным сокрушением. Если и приходят мучения совести, то они имеют совсем иной оттенок, нежели у не обращенного. «Они отрадно-умиленны, не ожесточают, не сожигают. Сокрушение духа всегда оканчивается отрадным успокоением в Боге. В этом состоянии (святые) получали непреодолимое воодушевление на дела богоугодные. Апостол Павел дороже всего почитал свидетельство своей совести и ради его шел на все скорби. Это и есть радость о Дусе Святе, или сила, по которой можно непрестанно радоваться. Плоды такого состояния совести суть: прежде дерзновение пред Богом, потом — живая, сильная и скорая деятельность, далее — свобода духа или неутомимость, непрестаемость труда, непреодолимость препятствиями, наконец, воля сливается с совестью и прекращается всякое внутри восстание» [27] Начертание христианского нравоучения, с. 276–279. .