Игумения Евпраксия Инбер - Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

Не помню, как мы доехали до Москвы, мне это было уже не важно, ведь я поняла, что Господь действительно показал мне тогда, как Батюшка провел тем летом свой отпуск.

Батюшка вышел к народу, а я осталась стоять в его маленькой старой келье — каменном мешке, на самом-то деле сырой и холодной. Через много лет, когда Батюшка уже давно принимал народ наверху в теплом деревянном домике, заботливо выстроенном для него и для всех нас игуменией Ксенией, он как-то сказал моей подруге Светлане: «Сходи посмотри, где я раньше сидел. Как только выжил…»

Но что мы тогда понимали — когда нас пускали туда, мы оказывались в Раю. Я точно знала, что лучшее место на земле — Лавра, а лучшее место в Лавре — тесная Батюшкина келья, а лучший человек на свете — наш Батюшка. Здесь — святость и вся красота Православия. В этих пяти квадратных метрах умещалась небесная безконечность. Время там останавливалось, жизнь преображалась, вещи по-новому воспринимались, больные и бесноватые исцелялись, грешники… Кстати, насчет грешников; вспомнила, как однажды у Батюшки в келье появились елочные игрушки — четыре блестящих стеклянных шара, которые ему принес кто-то из нас четверых тогда, наверное, Светлана. Нас было четыре подруги, только начинающих осваивать православное жительство, но так, что все вокруг нас трещало по швам. Есть такая шутка: если в семье появляется один подвижник, все вокруг становятся мучениками. А мы все как на подбор — да, именно на подбор, потому и дружили — были максималистами, вот Батюшка и взялся за нас, наверное, чтобы мы дров не наломали сгоряча. Долго висели у него под потолком в келье и старели эти наши шары. И никто, кроме нас четверых да Батюшки, не знал, почему он годами их не снимает, чем же они ему, эти четыре облезлых шара, так дороги.

А тогда он вернулся в келью, и не один, уже позвонили на трапезу, и он на прощанье буквально затолкал в дверь молодого человека со словами: «Вы дети Иаковлевы, не разлучайтесь друг с другом». И ушел.

К тому времени у меня за плечами был уже обет безбрачия, вполне возможно, благодаря которому удалось за Батюшкины молитвы отправить в Царствие Небесное моих бабушку и тетю, так что полученное благословение конкретно и утилитарно рассматривать было неперспективно.

А мы хорошо знали, что если Батюшка знакомит людей, нужно не потеряться, обменяться телефонами, и обязательно что-нибудь значительное из этого знакомства произрастет. И вот через месяц раздался звонок моего нового знакомого, Юрия: «Срочно нужна твоя помощь. Умирает от рака моя приятельница, Таисия, ей тридцать пять лет. Пятеро детей, помоги их покрестить. Она тебе позвонит».

Все оказалось непросто. Трое старших детей были от первого мужа, с которым Таисия давно рассталась и жила в Москве со вторым своим мужем и всеми пятью детьми.

Мы вскоре познакомились — я увидела невысокого роста худенькую, коротко подстриженную темноволосую женщину в брюках, которая уже тяжело дышала и медленно ходила… Тогда она и рассказала мне свою историю. Наверное, она повредила грудь во время своих путешествий по тесным пещерам. Она была любителем-спелеологом, друзья так и называли ее — пещерная фея. А еще многие ровесники помнили ее как завсегдатая КСП — так сокращенно назывался Клуб студенческой песни. Да кто из нас в юности не любил петь у костра Визбора и Городницкого…

Дети уже немного подросли, когда она заболела. Это была открытая форма рака груди. Вот она и стала всерьез задумываться о вечности и о своем крещении. Однажды она заглянула в ближайший храм — Крестовоздвиженский в Алтуфьево — и узнала в служащем молодом священнике своего давнего хорошего знакомого по студенческой юности: «Да это же рыжий Дима!» Они были друзьями, когда ей было 18, а ему 17 лет. «Ну конечно, он меня и покрестит», — решила она. Но не тут-то было. Отец Димитрий Смирнов побеседовал с ней и сказал, что не будет ее крестить, пока она не изменит свою жизнь.

Вскоре, возвращаясь из Вильнюса, она неожиданно позвонила своему приятелю Вите Дорофееву и поставила ему ультиматум: «Ты меня встречаешь и везешь в Лавру креститься, или я это сделаю где попало. Без вариантов». Виктор послушно отправился с ней в Лавру. Там они обратились к батюшке, которого первым встретили, им оказался игумен Варсонофий, рассказали ему о ее болезни. А батюшка предложил им сначала зайти в Ильинский храм: «А если не получится почему-либо, тогда я пойду к отцу благочинному, мы откроем Успенский собор и ночью покрестим тебя там». Но такие экстремальные меры не понадобились. Таисию в тот день крестили в Ильинской церкви. Все это произошло полгода тому назад, и вот все эти полгода каждый день ей снится отец Варсонофий и зовет ее в Лавру.

— Ну, — говорю, — значит, надо к нему ехать.

А еще она рассказала, что хотела крестить детей в одном из московских храмов, а там ей отказали: «Церковь, — сказал священник, — не ворует детей у родителей. Когда отцы согласятся, вот тогда и покрестим».

Мы договорились встретиться на станции Лосиноостровской — она жила совсем рядом, а мне тоже тогда было удобно туда добираться, и на следующий день мы оказались с ней там, но на разных платформах, и ей, чтобы сесть в александровскую электричку, пришлось преодолевать виадук. На это было страшно смотреть! Я боялась, что она вот-вот упадет и задохнется здесь у меня на руках.

Мы все-таки добрались до Лавры с огромным трудом и там поняли, что, скорее всего, ничего у нас не получится, потому что приехали мы туда в первые дни Великого поста, когда, оказывается, никто из батюшек не принимает — все молятся в храме или по кельям. О том, чтобы попасть к нашему старцу, архимандриту Науму, в эти дни, нечего было и мечтать, мы никогда его не безпокоили на первой и последней неделях поста. Но как же я не сообразила, что и другие отцы в эти дни тоже не принимают… Пришли на исповедь — а там никого.

Ну, раз приехали, все равно не зря. И мы, конечно, решили приложиться к преподобному Сергию, попросить его помощи.

В Троицком соборе, там, где продавали свечки, «за ящиком», мы увидели двух монахов. И я почти безнадежно спросила у одного из них, не поможет ли он нам найти отца Варсонофия. «Это я, — ответил он мне, — а что вам нужно?» Сначала я рассказала историю Таисиного крещения, которую он так и не вспомнил, а потом о том, что она каждую ночь с тех пор видит его во сне. Тогда отец Варсонофий благословил нас к двум часам прийти в приемную архимандрита Наума. Ровно в два, когда мы стояли у проходной, появился отец Варсонофий и забрал Таисию в дальнюю комнату пустой Батюшкиной приемной. Меня оставили ждать рядом, за дверью. Через несколько минут послышались знакомые шаги, и я увидела нашего старца: «Ну что, приехали? А где же она?»