Игумения Евпраксия Инбер - Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

Через три дня снова было мое дежурство. Это как раз был день Крестовоздвижения, 27 сентября. Накануне отец Димитрий седьмой раз подряд ее причастил и сказал, что не сможет назавтра прийти, потому что у него престольный праздник. А я ехала из своего Подмосковья из последних сил, и мне было очень стыдно за свои помыслы. А они были о том, что я уже от всего безконечно устала. Пришла в палату, а там никого. Ночью она умерла.

Мне поручили покупать ей одежду — нашла простое коричневое вельветовое платье с белым воротничком в «Детском мире», белье, простые чулки. Я еще думала: а как же они будут держаться, чулки-то, наверное, нужно какие-то резиночки передать в морг; с кем-то посоветовалась, и мне сказали, что этого никто не делает, просто чулки и все.

Отец Димитрий благословил поставить гроб у него в храме, и мы читали там Псалтирь и днем и ночью.

Я сидела около нее в машине, когда мы везли гроб в церковь, и попросила ее за меня помолиться, и явственно услышала: «Пока ты за меня молись».

Ночью Вите Дорофееву приснился сон.

Будто на Небе в классе идет урок. За партами сидит полувоцерковленная интеллигенция: «Ну, вроде нашего правого хора», — и тут заходит Таисия с подносом — она принесла студентам еду. А преподаватель читает лекцию о Пресвятой Троице. «Но вот одна странность, — сказал Виктор, — она была с этим подносом в руках в аккуратном коричневом платье, но только почему-то со спущенными чулочками».

А кому-то из друзей она приснилась и сказала: «Вы не можете купить для меня цветов подороже?» Это, скорее всего, означало просьбу посерьезнее молиться за нее. Но на всякий случай отец Димитрий отправил кого-то на рынок за красивыми розами.

Утром Серафима поехала в Лавру к нашему старцу и сказала ему о смерти Таисии. «Таисия умерла!» — вдруг радостно воскликнул наш Батюшка. И сон Вити Дорофеева ему рассказала. А на следующий день, после похорон, я тоже приехала к Батюшке и сразу услышала, как он громко всем говорит: «Тут одна умерла, а теперь она проходит на Небе первую ступень созерцания — учение о Пресвятой Троице».

На отпевании в храм было не зайти — я никогда не думала, что столько людей соберется на ее похороны. Тут были и ее друзья по институту, и туристы-спелеологи, и ее товарищи по КСП…

«Мы все с вами читали о святых, которые жили в древности и были великими, — сказал тогда на проповеди у гроба Таисии отец Димитрий, — а вот лежит перед нами человек, который полтора года тому назад пришел ко мне с просьбой о крещении. А я отказался тогда ее крестить, такая у нее была неправильная жизнь. И вот за эти полтора года она стала настоящей христианкой и сподобилась непрестанной молитвы. Это и есть святость».

Теперь все друзья Таисии, наверняка не без ее молитв, определились в своем служении Богу. Серафима приняла незадолго до смерти монашеский постриг — монахиня Мария, сын ее Алексей — давно уже лаврский иеромонах Дионисий, Юрий тоже стал иеромонахом, отец Варсонофий и вовсе теперь митрополит, и Витя Дорофеев — протоиерей Виктор в Московской епархии. Все ее дети — верующие люди. А старшая дочь Таисии давно приехала к нам в монастырь и теперь монахиня по имени Тавифа.

А ведь если вдуматься, таким стремительным взлетом на небо Таисия наша уподобилась своей небесной покровительнице преподобной Таисии, о которой в житии сказано, что перед Богом ее мгновенное покаяние было выше многолетнего и безплодного покаяния многих…

Позвонили из деревни: «Ваш Володя не приехал. Уже дня три-четыре, как должен был быть на месте, а его все нет и нет».

Володя был нам знаком еще с коломенских времен, так мы его и прозвали — Володя коломенский. Где-то по долгой дороге из Коломны до Твери он потерял свои документы, и нам большого труда стоило восстановить ему паспорт. Так что паспорт его теперь хранился под замком в сейфе. А Володе — да зачем он теперь Володе, ведь он перемещался только между Тверью и нашим недостроенным пустым домом в деревне, где жили одни коты. Но его надо было сторожить, чтобы больше никто там не поселился. Вот это и было Володиным послушанием. Раз в две недели он приезжал в монастырь, ходил в баню и с полной сумкой продуктов возвращался в деревню.

Мы подождали еще пару дней и поехали в милицию.

Очень серьезный молодой следователь сразу же уверенно произнес: «Это он. В судебном морге в 4-й больнице. Я вам точно говорю, все совпадает по всем приметам. Мы как раз собирались его завтра хоронить. И табличку поставить — № 317. Забирайте и отпевайте, его как раз в тот день и нашли, именно в тех краях».

Наш водитель, тоже Володя, решился на подвиг и, оставив нас в машине, смело нырнул в проем за ободранной дверью судебно-медицинского морга. И через минуту выскочил оттуда: «Нет! Я не могу!»

Покойников было великое множество. Наш лежал привязанный к кому-то валетом, за головой у него торчали чьи-то желтые голые ноги. Живот был зашит наскоро крупными стежками. А этот страшный густой запах — он потом преследовал меня несколько месяцев, то наплывал облаком, то исчезал.

«Это не Володя», — хором сказали мы. «Я вам точно говорю — он. Первый раз, что ли. Ну, как хотите. Не хотите — не берите. Тогда будет завтра лежать под номером 317».

«Наш Володечка — и 317?» — конечно, заберем. Ну, борода немного отросла — это, говорят, бывает. Да мы и сами видели, как иногда до неузнаваемости меняются покойники. Вот Дима-иконописец. Он попал на Чернобыльский реактор в роту химзащиты. Лет десять все было вроде ничего, а потом стремительно стала развиваться лейкемия. Мы ему в больницу принесли ладанку с землей из гроба отца Сергия-Митрофана Сребрянского на следующий день после обретения его святых мощей. А через четыре месяца Дима умер, именно пятого апреля, как раз на день памяти преподобноисповедника Сергия. Когда его отпевали, он был совершенно неузнаваем, мы бы никогда не поверили, что это он, если бы не родственники и знакомые художники вокруг гроба.

Но наш-то, наверное, будет похож хоть немного, бороду уберут, оденут.

Привезли Володечку. Нет, стало еще хуже, теперь уже совсем не похож. Но что уж теперь. Как есть. Отпели мы его и проводили на кладбище, поставили на могиле крест. Кладбище это совсем рядом, на той стороне Орши. Сдали его паспорт, только вырезали на память фотографию, получили свидетельство о смерти и раздали сестрам псалтирь «о упокоении». В Володиных документах нашли адрес его прежней прописки и отправили родственникам телеграмму. Они ответили: «Приехать не можем, мы инвалиды». Тогда написали его сестре длинное письмо, какой хороший он был человек, как мы все его любили, и получили ответ: «Слава Богу, что он нашелся хоть после смерти. Мы же двадцать лет не имели о нем никаких вестей!»