Антоний Храповицкий - Собрание сочинений. Том I

Далее мы видим, что, когда Господь за это чудо был встречен с таким восторгом всем народом в Иерусалиме, злоба фарисеев, решившихся уже расправиться с Иисусом, усилилась еще более. Первосвященники положили убить и Лазаря, потому что ради него многие из иудеев приходили и веровали в Иисуса. Церковная история говорит нам, что Лазарь, спасаясь от злобы иудеев, бежал из своего отечества на остров Кипр, где был впоследствии епископом, а Синаксарь в Лазареву субботу объясняет, почему об этом чуде говорит только одно четвертое Евангелие. У двух первых евангелистов не поясняется, почему встретил Его народ с такой славой. У Луки сказано: За все Его чудеса (Лк. 19, 37). Почему же они молчат об этом последнем чуде? Лазарь очень тяготился вопросом о том, что было с ним во время четырехдневного его пребывания в аду. Упоминание о нем в Евангелии могло умножить эти расспросы, могло открыть место его удаления, поэтому три евангелиста, писавшие свои Евангелия еще при жизни кипрского епископа, не упоминали об его воскрешении в своих Евангелиях, а четвертый, описывая уже после второй смерти Лазаря торжественный вход Господа в Иерусалим, объяснил причину такой встречи: Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал, что Он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых. Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо (Ин. 12,17–18). Евангелист как бы так говорит своим читателям: «Вы знаете из первых Евангелий, как народ встретил Христа, но не знаете, почему он так сделал; теперь знайте, что сделал народ это потому, что видел, как Христос сотворил такое знамение». Итак, ненависть иудеев, толпы народной, которая недавно заставляла учеников удерживать Иисуса Христа от вступления в Иерусалим, как бы исчезла совсем под влиянием этого чуда: эта толпа теперь восторженно встречает Христа как Сына Давидова, как посланника Божия, и весь город пришел в движение (Мф. 21,10).

Затем еще одно событие, из которого видно, что слава Христова в это время дошла до апогея. Среди пришедших на поклонение в праздник были эллины. Они просили Филиппа: Господин! нам хочется видеть Иисуса. Филипп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу. Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно (Ин. 12, 21–24) и проч. Почему связывает Христос эллинскую веру в Него со Своей скорой смертью? Главная причина ненависти иудеев против Христа была та, что они чувствовали, что устрояемое Христом царство не будет националистическим, а всемирным. Как раньше, когда Он говорил им о Своей смерти, они спрашивали, не хочет ли Он идти к эллинам, так и здесь, когда эллины уверовали в Него, Он тотчас начинает говорить о смерти. Ясно, что и Он связывает Свою кончину с еврейским национализмом, с его ненавистью к чужеземцам и желанием не мириться с ними, но покорить их себе.

Еще яснее представим мы себе эту причинность, когда всмотримся в обстоятельства суда над Спасителем.

Духовные проповедники обыкновенно истощают свое красноречие, оплакивая непостоянство иудейского народа, который в вербное воскресенье восторженно встречал Господа криками осанна (Ин. 12,13), а в пятницу уже кричал Пилату: Распни, распни Его (Ин. 19, 6). Но на самом деле перелом совершился еще в менее продолжительный срок. Еще в четверг вечером народ был на стороне Христа, потому что первосвященники должны были искать Его наедине и ночью. Ночью же, вопреки закону своему, судили Его и рано утром пошли к Пилату, чтобы просить его утвердить их приговор над Христом. Спрашивается, каким образом, если все делалось без участия народа, у дворца Пилата оказалась огромная толпа народа? На этот вопрос в существующих толкованиях нет разрешения, и я сам добрался до него только в прошлом году! Надеюсь, что мои слушатели выслушают меня, разделят со мной мою догадку. Обыкновенно мы представляем, что народная толпа собралась по делу Иисуса Христа к Пилату вместе с его предателями. Пилат, желая отпустить невинного Иисуса, предлагал народу оправдать Его, а народ требовал оправдать Варавву. Однако дело обстояло не так. Заметим, что сперва отношения народа к Иисусу не особенно враждебны: обвиняющими перед Пилатом являются книжники и фарисеи; народ сначала молчит, а потом вдруг остервенился и народ и кричит: Распни, распни Его (Ин. 19,6). Чтобы понять эту неожиданную перемену в настроении народа, нужно обратиться к евангелисту Марку. Там дело представлено несколько яснее. Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь. И первосвященники обвиняли Его во многом. Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений. Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился. На всякий же праздник отпускал он им одного узника, о котором просили. Тогда был в узах некто, по имени Бараева, со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство. И народ начал кричать и просить Пилата о том, что он всегда делал для них (Мк. 15, 1–8). Все наши затруднения разрешатся, если мы, согласно с Евангелием от Марка, представим дело так, что в то время, когда первосвященники и фарисеи привели Христа к Пилату на суд, народ уже собрался у Пилата по другому делу – именно для того, чтобы требовать у Пилата, по обычаю, одного из узников. Тут станет понятно, откуда взялся у Пилата народ, понятно, почему он не столько враждебно, сколько благодушно на первых порах относился к Иисусу. Но Пилат заговаривает первый о Варавве, он только отвечает на требование народа, предлагая вместо Вараввы отпустить Иисуса. Но когда Пилат спросил: хотите ли, отпущу вам царя иудейского, – первосвященники возбудили народ просить, чтобы отпустил им лучше Варавву. Следовательно, народ сам по себе относился ко Христу не враждебно. Вероятно, народ, собравшийся совершенно по другому делу и вначале вовсе не знавший, что и Иисус в узах (Его взяли ночью и тайно, без народа), думал, что Иисуса и так, без его просьбы, отпустят. Ему было известно, что начальники ненавидят Христа, стараются его обвинить, но он никак не думал, что дело так ужасно окончится. Он видел, что и сам Пилат старается Его оправдать, и думал, что Христа и так отпустят. Они просят отпустить им Варавву, но Пилат не хочет отпустить Варавву, он хочет отпустить Христа. Но чем же полюбился народу Варавва? Ведь Варавва был, как написано (см. Ин. 18,40), разбойник. Так, но это был не обыкновенный разбойник, а бунтовщик. Прямо сказано в Евангелии: Был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство (Лк. 23, 19). Итак, это не догадка, а прямой факт: Варавва был бунтовщик. И, конечно, народ, который был весь одной революционной бандой, потому так настойчиво и просил за этого бунтовщика. За простого разбойника народ не стал бы просить; ведь и теперь, когда судьи по каким-либо, иногда чисто формальным причинам, например, по недостатку улик, освобождают, например, конокрада, народ возмущается этим оправданием и нередко казнит такого преступника своим собственным судом. Утвердив положение, что народ пришел просить Пилата за Варавву и неожиданно встретился с желанием Пилата отпустить не Варавву, а Иисуса, мы поймем, почему он стал постепенно ожесточаться на Иисуса, к которому не имел вражды. Апостол Петр в Деяниях говорит, обращаясь к иудеям: «Вы предали Сына Божия Иисуса и отреклись от Него перед лицом Пилата, когда он полагал отпустить Его. Но вы от святого и праведного отреклись, и просили даровать вам человека убийцу, а начальника жизни убили» (Деян. 3, 13–15). Апостол указывает на тот момент, когда народ, встретившись с Иисусом, по-видимому, колебался, кого просить у Пилата: Иисуса или Варавву, – и еще не был враждебно настроен к Спасителю. Напротив, по первому и третьему Евангелию выходит, будто народ стал требовать распятия Господня. Но там описывается момент, когда Христос возвратился от Ирода в одежде поругания. В Евангелии Иоанна возрастание злобы народной описывается постепенно, определенно и ясно. Сначала только одни книжники требуют казни Иисусовой, а затем и народ. Сперва народ относился к Иисусу довольно спокойно, а затем крайне озлобленно. Приводят Иисуса от Каиафы в преторию. Пилат вышел и сказал: В чем вы обвиняете Человека Сего? Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе (Ин. 18, 29–30). Тут именно проявилось то столкновение автономии иудейской с действительным их рабством Риму, которое было им так несносно. Нередко, быть может, бывало, что римские власти относились к приговорам иудейских властей совершенно формально, не вникая в их существо, и утверждали их без опора. Но на этот раз Пилат не захотел так поступить, он ответил: Возьмите Его вы и по закону вашему судите Его (Ин. 18, 31). Пришлось покориться и докладывать обвинительные пункты. Тогда начался формальный судебный процесс. Быть может, дерзкий ответ первосвященников, быть может, жалость к обвиняемому побудили Пилата отнестись к делу серьезнее. Начинается у Пилата беседа со Христом по обвинению. Пилат спросил у Христа: Ты Царь Иудейский? (Мк. 15,2). Господь не отрицает того, что Он царь, но только поясняет, что Царство Его не от мира сего и что Он родился и пришел в мир для того, чтобы свидетельствовать истину. Пилат вышел к иудеям и сказал, что он не нашел в Иисусе никакой вины. Потом он велит бить Иисуса и изводит Его к иудеям в терновом венце и в багрянице и опять объявляет, что не находит в Нем никакой вины. Начинается речь о Варавве. Но еще ничего враждебного Иисусу народ не говорит. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам. Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины (Ин. 19, 1–4; см. также Мк. 15, 17–19). В ЭТО время Иисус был водим к Ироду, воротился, подвергшись там вторичному поруганию. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се человек! (Ин. 19,5). Пилат надеялся разжалобить народ. Он знал, что этот народ прославлял Исайю, Иеремию, Маккавеев, которые страдали за истину. Это не были гордые римляне, для которых один вид угнетенного внушал презрение. Одного Пилат не догадался, что нельзя было показывать народу в позорной одежде мнимого царя иудейского, когда все желание народа было видеть настоящего царя. Народ сначала молчал. Тогда первосвященники и служители закричали: «Распни!» Кричали одни, народ пока не кричал. Пилат опять объявляет, что он никакой вины во Христе не находит. Тогда говорят: «По нашему закону Он должен умереть, потому что сделал себя Сыном Божиим». Тогда Пилат, убоявшись еще больше, опять вводит Иисуса в преторию. Но теперь в сердце народном начинается колебание. Вид Царя иудейского, оплеванного, заушенного, униженного, был страшным оскорблением для национального народного чувства. Этим Пилат погубил Иисуса в глазах народа. Пилат взывает к народу об освобождении Иисуса, безжалостные книжники и первосвященники требуют Его казни. Не дождавшись ответа, Пилат снова старается отпустить Иисуса, иудеи кричат: «Если отпустишь Его, то ты не друг кесарю». Пилат снова садится на лифостротон. Христос стоит все в одежде поругания. Пилат имел неосторожность сказать: Се, Царь ваш! (Ин. 19,14). И тогда все закричали: «Возьми, распни Его». Кому не известно, что озлобленное настроение толпы, когда не может быть направлено против главного виновника своего озлобления, устремляется хоть на кого-нибудь для своего выхода. Толпа видит Того Иисуса, Которому подчинялась сама смерть, Который пятью хлебами насытил пять тысяч народа, от одного слова Которого падали пришедшие взять Его воины, и этот самый Иисус позволил поругаться над собою и надругаться над идеей иудейского царя. Народ не мог перенести, чтобы нечестивые язычники в лице этого человека оплевывали и поругали эту идею. При виде Христа как поруганного Царя иудейского страшное бешенство овладело толпой, и вот они закричали: «Распни Его!» Насколько сильна была злоба на Христа, насколько она убила всякое сострадание к Нему за то, что Он позволил в Своем лице надругаться над национально-революционной идеей, видно из того, что, когда даже Он висел на Кресте, они кричали: Если Ты Сын Божий, сойди с креста… Других спасал, Себя не может спасти (Мф. 27, 40, 42; Мк. 15, 30–32). Их ожесточало, что такой чудотворец остался в поруганном виде, унижал идею царя. Пилат, неохотно отпустивший бунтовщика Варавву, в надписи над Крестом Христовым хотел отомстить иудеям со всею силою за их заступничество за революционера, он написал: Иисус Назорей, Царь Иудейский (Ин. 19, 19). Книжники и фарисеи упрашивали Пилата пощадить хоть в этом народное самолюбие. Надпись читали многие, и она вызывала новые кощунства. Но Пилат отвечал: Что я написал, то написал (Ин. 19, 22), а подстрекаемый этою надписью народ с книжниками изливал свою злобу на Спасителя: Других спасал, а Себя не может спасти. Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста (Мк. 15,31–32). Когда Господь умер, многие возвращались от Креста; видя мрак и землетрясение, они били себя в перси, но злоба первосвященников не насытилась и самой смертью Христа. Самое воскресение Его из мертвых не прекратило этой злобы. Чтобы затмить свет воскресения, книжники выдумали невероятную басню о краже учениками тела Иисусова, и эта басня разошлась по народу сейчас же. Воины, не устерегшие гроба Христова и не воспрепятствовавшие мнимому похищению, остались ненаказанными, тогда как другие воины, которые стерегли апостола Петра в темнице, когда Ангел вывел его оттуда, были казнены Иродом (см. Деян. 12, 12). Ясно было, что Христос Сам воскрес, но иудеи не хотели уверовать в Того, в Ком язычники поругали их излюбленную мечту.