Александр Богатырев - У Бога и полынь сладка: Рассказы и очерки

Я увидел символический путь к Богу в нашем плавании на теплоходе «Санкт-Петербург» по Неве и Ладожскому озеру: из мира страстей и соблазнов по бурному морю житейскому в обитель мира, молитвы и душевного покоя. Стоя на корабельной палубе, я долго смотрел на небо, невольно вспоминая лермонтовские строки: «В небесах торжественно и чудно…» [25] Лермонтов М.Ю. «Выхожу один я на дорогу…» // Сочинения. T. 1. М., 1988. С. 222–223. . На горизонте медленно плыли небольшие перистые облака. В лучах закатного солнца они горели расплавленным золотом и походили на крылья Ангелов. А над облаками повисла большая сиреневая туча, по ее краям пробегали огненные змейки.

«Жду ль чего, мечтаю ли о чем…» [26] Там же. . И ждал, и мечтал. И ожидания мои оправдались. Как и на первом фестивале, исполненные разными хорами песнопения рождали в душе чувство тихой радости и ощущение приобщения к чему-то торжественному и надмирному. Душа сама начинала молиться без слов. А я, словно наблюдая со стороны то, что в ней происходило, говорил про себя: «Господи, помилуй! Не покидай меня, и да не оставит меня как можно дольше эта радость!».

Концерты, проходившие в Спасо-Преображенском соборе по окончании службы, я воспринимал как продолжение литургии, как агапэ — трапезу любви, выраженную в звуках. Трудно было отдать предпочтение какому-то одному хору, но все же несравненная Дивна Любоевич и грузинский ансамбль «Басиани» принимались публикой с особым восторгом.

У каждого хора была своя логика построения концертной программы. Когда во время концерта под названием «Вещие птицы Святой Руси» ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин» закончил на высокой торжественной ноте петь духовный стих «Слава в Вышних Богу», казалось, что это было эффектное завершение выступления. Но певчие продолжили: исполнили «Заповеди блаженств». Мне показалось, что руководитель что-то не додумал и смазал удачную концовку. Но вдруг что-то произошло с голосами певцов — они зазвучали нежным звоном. Казалось, что это не голоса людей, а нежная музыка Небес, въяве показавшая красоту пения горних сфер.

Выступавший перед «Сирином» мужской хор «Древнерусский распев» представил песнопения XVI и XVII веков. Этот хор дал представление о сдержанной, мужественной манере исполнения знаменного распева, строчного пения [27] Строчное пение — традиция русского многоголосного церковного пения, развившаяся на основе знаменного распева в XVI в. и демественного многоголосия [28] Демественное пение — певческая традиция, возникшая в последней четверти XV в. одновременно с новой редакцией знаменного распева и с путевым распевом. . А праздничный хор Свято-Елизаветинского монастыря под управлением монахини Иулиании (Денисовой) создал атмосферу истинного праздника. Перед ним выступил четырнадцатилетний киприот Николас Карагиоргис. Этот греческий юноша исполнил византийские распевы.

Я люблю церковное пение греков, но в этот раз сделал неожиданное наблюдение. По-гречески «нэ» означает «да». И если мы поем «Да воскреснет Бог!», «Да исправится молитва моя» начиная с «да», многие молитвы греки начинают с «нэ». Для русского уха эта отрицательная частица в начале нескольких песнопений звучит не очень утверждающе. Не как молитва Богу, а, скорее, как плач по утраченному Константинополю. И вот после нескольких «нэ» раздалось радостное пение наших минских друзей…

Вот уж воистину праздничный хор, подлинное торжество Православия! Матушка Иулиания была такая радостная и легкая. Мне даже показалось, что после очередного взмаха рук она взлетит под купол храма.

О руках особый сказ. Некоторые руководители хоров дирижировали энергично, а вот то, что происходило с руками Ольги Байгуловой, руководившей ансамблем «Сирин» во время пения «Блаженств», никак нельзя назвать дирижированием. Медленное поднятие рук ладонями кверху было подобно испрашиванию благословения у Господа. Само корнесловие объясняет, что «руководитель» это тот, кто рукой водит, как бы вытягивая из хористов музыкальную нить. Чтобы понять, церковный это хор или светский, иногда достаточно посмотреть на руки того, кто им управляет, и станет ясно: если руководитель — то церковный, а если дирижер — то светский.

Помимо коллективов из разных городов России на Валаам приехали участники из Сербии, Кипра, Белоруссии, Грузии и Армении. По прошествии нескольких дней их пение сплелось в моей памяти в единый венок и вспоминается, как дивная музыкальная мозаика, сложенная из ярких звуковых фрагментов.

Профессиональным музыкантам и специалистам в области древних церковных песнопений будут смешны рассуждения любителя, толком не знающего профессиональных терминов, о том, чему они посвятили жизнь. Разумеется, профессионалы о фестивале напишут, «яко подобает». Журналисты расскажут по порядку о том, кто и что исполнил. Я же попробую рассказать о впечатлении простого паломника и размышлениях, возникших у меня на Валааме и по возвращении в Петербург. Подсказку к тому, как нужно относиться к пению, дала мне руководитель хора «Мелоди» Дивна Любоевич: «Я не рассуждаю о пении, я просто пою». Ну уж если Дивна Любоевич, чей неповторимый голос много лет радует православный мир, не берется рассуждать о песенном искусстве, то мне не стоит пытаться это делать. Перескажу то, что услышал от участников фестиваля.

Концертные программы исполнялись на Певческом поле в специально сооруженном для фестиваля и увенчанном иконой просветителя Земли Русской павильоне. Перед очередным выступлением на двух больших экранах появлялись руководители хоров с кратким комментарием к тому, что будет исполнено. Эти объяснения были интересны и познавательны. Особенно рассуждения о знаменном распеве, многоголосии, утраченных древних традициях. Некоторые суждения были глубоки и афористичны. Говорили о том, что православная духовность, попав на народную почву, преобразила ее.

Продюсер камерного хора Армении «Ховер» Арман Падарян увидел особую промыслительную связь между просветителем Земли Русской великим князем Владимиром и Григорием просветителем — основателем Армянской Церкви. А фестиваль, под общим именем «Просветитель», назвал великим объединительным событием в духовной жизни наших народов: «У нас разные культуры, но когда поем, мы едины в Боге. Когда поем, усмиряем дурные качества души. В высоком искусстве человек преображается. Пение может заставить человека сокрушаться о грехах. В пении он как бы уплывает в другой мир и сам становится духовным инструментом, издающим дивные звуки».

А руководитель хора «Ховер» Сона Ованнисян добавила: «Истинно духовное пение связано с особенным состоянием души. Человек может петь красиво, но не духовно. У нас жила чета: муж был очень образованным и пел на староармянском языке. Жена его — совсем не интеллектуалка, но пела очень красиво, как итальянская примадонна. О них говорили: она поет хорошо, но неправильно, а он — плохо, но правильно. Потому, что он пел духовно, а она душевно. У него была поражавшая слушателей работа души. Он произносил слова по-особенному, делал неожиданные акценты. И люди плакали, когда слушали его. Они чувствовали, что их души становится чище».