Иван Концевич - Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. Оптина Пустынь и ее время

Когда батюшку принесли в храм, началась соборная панихида. В погребении участвовал Плохинский благочинный о. Алексей. Он был настолько деликатен, что предстоятельство уступил о. Сергию Мечеву. После панихиды началась Литургия. Было очень много священников. Слово произнес местный священник о. Тихон, т.к. по обстоятельствам иначе и не могло быть. После литургии началось отпевание по монашескому чину, затем вынос на кладбище с литиями. Мы вернулись домой только в 5 часов вечера. В доме Денежкина был устроен поминальный обед, причем москвичи устроили такое изобилие, что нужно поражаться. Из Москвы, как будто, был привезен большой крест и поставлен у изголовья. На другой день началось мытарство с VIIV.

Ночью же произошел интересный случай. У Старца было два келейника: отец Севастиан и простец отец Петр, пламенно любивший своего старца. Будучи лишенным своей дорогой Оптины, он скрывался в лесу. Увидав, что крест поставлен не на восток в ногах на могиле своего старца, и что батюшка лежит не лицом ко кресту, его ревность вознегодовала. Ночью пришел, сломал поставленный крест, срубил топором новый и поставил у ног старца на восток. Наутро обнаружили новый крест. Но не хотелось и прежнего удалять, а поэтому его стянули и восстановили на прежнее место. Таким образом у старца на могиле два креста.

Два креста! Два креста на месте земного упокоения того, кто всю свою многострадальную жизнь нес не только свой иноческий крест, но и крест людской, крест ближнего, брата своего! И конечно не забыт он! Во всем его кротком облике кроется что-то, напоминающее Преображение: блистающее, но не поддающееся умственному глазу человеческому, но только сердцем ощутимое ликующее торжество! Так это ощущается и носится в себе теми, кто совершает хождение на могилку к Старцу, как это видно из писем монахини Марии, посланных ею в Бар-Град.

Здесь сельское кладбище в 23 верстах от села. Придешь, бывало, только к дверцам оградки и чувствуешь, что без монашеского молитвословия немыслимо войти. Сердцем услышишь: «Аминь». Входишь как бы в хибарку. Припадешь головой к холму могильному и не в силах оторваться от земли. Распределишь принесенные цветочки, сядешь на скамейку у холмика и вся в воспоминаниях ярких и живых — вот как будто сам батюшка стоит в своей комнатке у Андрея Ефимовича — теперь домик его сломан и перевезен в другое село. Мертвым его никогда никак нельзя себе представить, хотя сидишь у могилки его. А природа! Тут же на кладбище красота неописуемая. Вековые сосны, ели и березы дают много тени и прохлады, сквозь их густые вершины нежно проглядывает солнышко. Зато поля, окружающие кладбище и деревушки, прихотливо прикорнувшие на склонах холмов, ярко залиты летним палящим солнцем, а горизонт окаймлен кругом зеленым бархатом соснового леса. В серенькую погоду весь горизонт застилается сизо-дымчатой пеленой, деревушки глядят сереньким пятнышком — здесь не встретишь белых каменных домов — все из дерева, а на могилке у батюшки за оградкою тогда становится еще теплее, еще роднее.

Приехала в Козельск 18 июля под праздник преп. Серафима. Погода не давала нам выйти на дорогу: был дождь, были лужи. Через 3-4 дня установилась погода, и мы вчетвером отправились с сумочками за 45 верст к дорогому батюшке о. Нектарию. После Козельской пыли, грохота всевозможных машин деревенская тишина особенно была приятна. Природа в Калужской губернии отличается особенной красотой. Горизонт весь окаймлен лесами. Тропинки по песчаной почве очень мило вьются по зеленой травке. Помнишь дорогу через Оптинский луг к парому? Благодаря песчаной почве оне всюду ласкают взор. Вышли мы в 4 часа вечера с тем расчетом, чтобы пройти 13 верст и переночевать.

Так оно и вышло. Остановились у знакомых и родных по духу — все дети одного отца, а потому воспоминаниям и разговорам не было конца. Отдохнули, часиков в 10 утра мы вышли в дальнейший путь. Я по слабости не могла идти быстро, и одна из спутниц по чрезмерной полноте не могла идти быстро, словом, благодушествовали и прошли еще 13 верст во второй день. Переночевали в той местности, где одна из спутниц учительствовала по благословению батюшки. Опять воспоминания о далеком прошлом. Наконец последние 19 верст, и мы достигли желаемой цели, т.е. пришли в село, где жил наш родной. Побросав дорожные сумочки, не отдохнув с дороги, мы побежали на кладбище. Было уже 9 ч. вечера. К нам присоединилась по дороге молодая барышня, которая два дня тому назад была на могилке. Она вызвалась показать нам дорогу. Идем... оставалось еще 3 версты. Мы отпустили провожатую. Уже стало темнеть. Небо заволокло тучами, и мы потеряли правильную дорогу. Бежали, бежали, а кладбище от нас убежало. Решили было вернуться домой, но сердце горело желанием скорее прильнуть к дорогому холмику. Наконец, мы у цели. В темноте рельефно выделялась четырехугольная площадь, заросшая вековыми елями, соснами и березами. Обойдя кладбище с северной стороны, мы повернули на западную. Сейчас же по дороге нужно свернуть влево, и мы у дорогой оградки. Непередаваемые словом чувства нахлынули на каждую из нас. Мы, не сговорившись, остановились у оградки, не решаясь войти без благословения, как бывало прежде. Как-то не верилось — неужели уже у дорогого? Испросив благословения, не хотели оторваться от дорогой могилки; собрались переночевать на ней, но устали, и ночная свежесть напомнила о благоразумии. Была уже глухая полночь, ни звука, кроме топота наших шагов.

... Всем существом своим я отдохнула в эту поездку. Глядя на окружающую природу этого края, сердцем восклицаешь: “Господи, недостойна я видеть земными очами красоту Твоего творения. И если у Тебя так хорошо на земле, то каково же у Тебя в раю?! И невольно вспомнишь стихиру на прощальное воскресение “Плач Адама”: “Седе Адам прямо рая и свою наготу рыдаше... О, раю!...”

Из села от батюшки нам указали кратчайший путь, вместо 12 верст — 6-7. Для меня это было великим благом. Правда, устала нога. Я старалась делать большие привалы. Расстелю непромокаемое пальто, вытянусь во весь рост — только так отдыхала нога, — полежу долго-долго, поедим. Со мной была все время одна из моих оптинских подруг. Я ее возила на свой счет, — да с палочкой в путь потихоньку. 7 верст шли с 1 ч. дня до 8-ми веч. Вся дорога ничего особенного не представляла, окружающая красота стала привычна нашему взору. Вот подходим мы к одному большому селу. Золотые кресты двух колоколен церковных ярко блестели в лучах заходящего солнца. Грандиозный, вчерне отстроенный храм формою корабля выпукло рисовался на фоне золотисто-красных закатных лучей. Он как-то сквозил своими еще не застекленными узкими оконными нишами. Невысокий купол над трапезой представлял собою корону, увенчанную крестом. Я насчитала 16 окон, над ними кружевной бордюр из сточенных красных кирпичей. Эта незаурядная архитектура для деревенского храма заставила нас долго любоваться. Как вдруг глазам нашим, сразу под ногами, открылась целая картина: влево овраг, переходящий в долину. Мы должны были забрать вправо, чтобы пройти на противоположный край этого оврага, который широкой выпуклостью поднимался вверх, устланный яркой изумрудной зеленью при нежном освещении заходящего солнца и манил нас к себе. Не успели мы пройти и ста шагов, как картина еще более живописная привела нас в еще большее изумление. Сейчас же под ногами, с севера на юг, показался овраг, поросший кое-где кустарником, а большей частью только травой. Сверху восточные края этого оврага все еще освещались прощальными лучами заходящего солнца, а внизу уже ложились вечерние тени. Совсем козьи тропинки вели на дно этого оврага. На мое счастье я вскоре увидела ложбинку, вероятно, оставшуюся после весеннего водопада; по ней я благополучно и сошла на дно оврага. Здесь под ногами протекала чистенькая светленькая водичка, но очень узенькой полоской, которую без всяких затруднений мы и перешагнули. Сейчас же начался крутой подъем, и мы стали подниматься узенькой извилистой тропинкой. Нам пришлось раза 2-3 остановиться передохнуть, пока мы поднялись. Но что это за вода в огражденных водоемах, откуда она может быть на высоком косогоре?!