Иван Концевич - Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. Оптина Пустынь и ее время

Он жил в маленькой комнатке за перегородкой. Не без волнения вошел я в комнатку, ожидая его появления. Ко мне вышел монах в черном одеянии. Он был мал ростом и согнут в пояснице. Лица его я не мог разобрать сразу, уж очень вся фигура старца была пригнута к земле.

— Здравствуйте, Михаил Александрович, — сказал он, кланяясь мне.

Меня поразило обращение на “вы” и по отчеству.

Он сел, и я увидел светлые, радостные голубые глаза, его реденькую, седую бородку и правильной формы нос. Видимо, о. Нектарий был красив в дни своей молодости. Прежде, чем я успел понять, как мне следует держать себя, он весело улыбнулся и сказал: “Да, много есть на свете, друг Гораций, что и во сне не снилось нашим мудрецам”. Затем, помолчав, прибавил:

— Я ведь тоже приникаю к научности. Слежу за ней. А известно ли Вам, Михаил Александрович, когда была представлена первая трагедия? — спросил меня он, лукаво глядя на меня.

Я должен был сознаться, что не знаю.

— Когда прародители наши, Адам и Ева, появились на сцене!

Он весело засмеялся и продолжал:

— Когда я был еще мальчиком, в деревню к нам заехал такой ловкий фокусник — ходит по канату, а сам шапку подкидывает да ловит.

Так занимал меня старец театральными разговорами. Он быстро снял с меня тот ненужный на мне ему налет “мистицизма”, который я привез с собою. Он встал и, еле передвигая больными ногами, ушел за перегородку. Оттуда он вынес коробку с конфектами и положил одну из конфект мне в рот. Все, что приносили ему его посетители, он раздавал им же самим, или угощал вновь приезжающих. Затем он сразу переменил тон и начал серьезный разговор со мной. Разговор имел личный характер. Окончив его, Старец благословил меня и отпустил от себя, сказав, что позовет в другой раз вечером. После меня к нему вошли одни за другими еще несколько посетителей; когда стемнело он, опять послал за мной.

— Вы не беспокойтесь о вашей супруге, — сказал он вдруг, — она здорова, и дома у вас все благополучно.

Я действительно уже начал сильно волноваться о том, что делается дома, в Москве. Сыщики, всегда и всюду следовавшие за мной, не могли не знать, казалось мне, о моей поездке к старцу, и могли явиться в мою квартиру без меня. Я еще утром видел его прозорливость и знал, что он говорит правду.

Несколько раз удалось мне посетить Старца Нектария. Всегда он был весел, смеялся, шутил и делал счастливыми всех, кто входил к нему и проводил с ним хотя всего несколько минут. Он конкретно брал на себя грехи, тяжести и страдания других — это чувствовали все, соприкасавшиеся с ним, как почувствовал это и я. Когда спросили об этой способности его давать облегчение приходившим к нему, он, отвечая, сказал:

— Когда наберется много тяжести на спине моей, то приходит Благодать Божия и как сухие листья разметывает ее, и опять легко.

Два или три раза, уже после смерти Старца, я видел его во сне, и каждый раз давал мне советы, выводившие меня из душевных трудностей, из которых я не мог выйти своими силами.

Однажды, когда я ночевал в избе Старца, меня положили довольно близко к той перегородке, за которой спал он сам. И я слышал, как горько плакал он ночью. Наутро же был весел и радостен как всегда.

— Наш путь, — сказал он как-то о старчестве, — как и у канатоходцев: дойдешь — хорошо, а свалишься на полпути — вот будут смеяться!

Уезжая в последний раз, я ждал разрешения и благословения Старца на отъезд. Запряженные дровни уже стояли на дворе. Времени до отхода поезда оставалось мало и я, признаюсь, стал уже нервничать, боясь опоздать. Двадцать пять верст, ночь, мороз, худая деревенская лошаденка — скоро ли довезет она! Но Старец медлил. Я попросил хозяина напомнить ему о моем отъезде, но крестьянин с укоризной взглянул на меня, маловерного, усомнившегося. Старец тут же сидел у стола и как бы рассматривал будильник, стоявший перед ним. Я понял, что успеть на поезд уже невозможно и думал с неудовольствием о тех последствиях, которые может вызвать в Москве мое опоздание. Время все шло. Вдруг Старец взглянул на меня и ясно и твердо, как бы отвечая на мои беспокойные мысли, сказал:

— Даю вам Ангела в сопровождение. Ни о чем не беспокойтесь.

Время ли растянулось, дорога ли сократилась, но к великому моему удивлению (и стыду!) на поезд я не опоздал.

Старца я больше не видел. Он умер незадолго до моего отъезда за границу. Жене моей удалось еще послать гроб для его тела и немного денег на похороны».

Приводим случаи прозорливости о. Нектария, переданные нам профессором И. М. Андреевым.

Профессора Комарович и Аничков во время путешествия к о. Нектарию (к этому посещению мы еще вернемся в дальнейшем) спорили об имяславии, причем один из профессоров, возражая против имяславия, привел пример, когда имя Божие произносится попугаем, или грамофонной пластинкой.

Когда эти профессора прибыли к о. Нектарию с желанием выяснить этот вопрос у Старца, то последний предварил их и прежде, чем они успели спросить его об этом, предложил им выслушать «сказочку». Смысл этой сказки был такой: в одном доме в клетке жил попугай. Горничная этого дома была очень религиозная и часто повторяла краткую молитву: «Господи, помилуй!» Попугай научился тоже повторять эту молитву. Однажды, когда горничная вышла, забыв закрыть клетку, вбежала в комнату кошка и бросилась к клетке. Попугай в ней заметался и закричал голосом горничной: «Господи, помилуй!» Так как кошка очень боялась горничной, то, услыхав голос последней, со страху убежала. Оба профессора были очень потрясены этим рассказом о. Нектария.

Однажды в 1927 г. о. Нектарий дал указание одному своему духовному сыну прийти к своим знакомым, жившим на Аптекарском острове в Петрограде, и при этом сказал: «Там вы встретитесь с бухгалтером деревообделочного завода, который вам достанет работу». Придя к своим знакомым, этот человек действительно встретил там бухгалтера такого завода. Они познакомились, и этот последний устроил его на работу на своем заводе.

Проф. И. М. Андреев в течение 1927 года находился в переписке с о. Нектарием, через одного монаха 3., жившего в Козельске. О. Нектарий, давая свои указания, предсказал профессору, что ему предстоят очень тяжкие испытания и страдания, но что в конце концов все кончится благополучно, и он выйдет на свободу и будет иметь возможность активно служить Православной Церкви. В феврале 1928 года этот профессор был арестован за участие в Катакомбной Церкви, сослан в Соловецкий концлагерь, а затем был в ссылках. Но кончилось все это благополучно, и после войны 1941-1945 г. профессор эмигрировал в Америку.

Один из постоянных посетителей о. Нектария рассказывает об этом следующее: «Патриарх Тихон не был у батюшки о. Нектария, и батюшка не был у Патриарха. Кажется, не было и переписки между ними, однако, многие вопросы решались Патриархом в соответствии с мнением старца. Это происходило через лиц близких к Патриарху и общавшихся с батюшкой. Последний на тот или иной вопрос высказывал свою точку зрения или говорил иносказательно, рассказывая о каком-либо случае. Эта беседа передавалась Патриарху, который всегда поступал по совету батюшки.