Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Вот теперь обратимся к тому, с чего начали данную часть повествования — к рождению, по предстательству Серафима Саровского, Наследника, названного в честь Царя Алексея Михайловича. Через несколько месяцев после этого радостного события, в разгар Японской войны, в начале революции и разговоров о Патриаршестве, в начале 1905 г. у Царя и Царицы возникли порыв и идея, которыми объясняется очень многое, во всяком случае, самое главное во всей их прекрасной жизни. Венценосные Супруги, разумеется, в глубоком секрете, обратились к С.-Петербургскому митрополиту Антонию (Вадковскому) за благословением на то, чтобы им всецело посвятить себя служению Богу, постригшись в монашество! Государь при этом желал оставаться Регентом до совершеннолетия Наследника Царевича Алексея. Антоний уклонился от благословения на такой поразительный и для него совершенно неожиданный шаг, сославшись на большую опасность дела в связи с войной и начавшейся смутой. Тогда и до недавнего времени об этом не знал никто. Сведения сообщил проф. М. В. Зызыкин (со ссылкой на мемуары очевидца события — товарища (заместителя) обер-прокурора Синода того времени) в докладе о Предсоборном присутствии 1906 г., опубликованном русской газетой «Наша страна» (Буэнос-Айрес, Аргентина) в номере за 21 января 1950 г. Как видно, Государь не удовлетворился ответом митрополита, хотя по смирению настаивать на своём не стал. В марте 1905 г. участники весенней сессии Синода — виднейшие архиереи Русской Церкви представлялись Государю. Они уже решили ходатайствовать о созыве первого (за 200 с лишним лет!) Поместного Собора Церкви с тем, чтобы восстановить Патриаршество и избрать Патриарха. В радушной беседе с ними Николай II сказал, что сам «много думал» об этом, изучил и текущую литературу вопроса и «историю патриаршества на Руси и его значение в дни великой смуты междуцарствия (1612 г.) и пришёл к заключению, что время назрело и что для России, переживающей новые смутные дни, Патриарх и для Церкви и для государства необходим», и спросил их, намечен ли ими кандидат в Патриархи? Архиереи неопределённо промолчали, конкретного кандидата ещё не наметилось. Тогда Государь спросил, а что если он сам предложит им кандидата? «Кто же он?» — заинтересовались епископы. «Кандидат этот — я, — ответил Царь. — По соглашению с Императрицей я оставляю Престол моему сыну и учреждаю при нём регентство из Государыни Императрицы и брата моего Михаила, а сам принимаю монашество и священный сан, с ним вместе предлагая себя вам в Патриархи. Угоден ли я вам? И что вы на это скажете?» Поражённые столь неожиданным предложением синодалы молчали. Подождав несколько мгновений, Государь окинул их пристальным взглядом, молча встал, поклонился и вышел. Сведения об этом сообщены были вскоре (без указания имени источника) С. А. Нилусом в книге «На берегу Божьей реки» (С.-Фр., 1969, т. II, гл. IV), а затем подтверждены участником беседы с Царём владыкой Антонием (Храповицким), а также — независимо от него — флигель-адъютантом Государя графом Д. С. Шереметьевым, с которым Царь лично делился своим замыслом, а также независимо от них — тем же видным синодальным чиновником, воспоминания которого приводит проф. Зызыкин в уже упомянутой публикации.

Сведения потрясающие! Их можно было бы расценить как невероятные, если бы мы не знали теперь, чем наполнилась глубоко верующая душа Государя после Сарова, и что вообще есть Русская Душа и Душа подлинно обратившихся к Православию Русских Царей!

Для Государя Николая II воссоздание Патриаршества не было делом простой перемены формы церковного управления!» «Просто Патриарх» вместо Синода — это ничего не даёт, как показала история советской церкви с 1927 г., по наши дни. Глубоко изучивший историю Патриаршества и принявший идеи взаимоотношение церковной и царской власти Святейшего Патриарха Никона, Царь Николай II понимал, что вся суть дела в том, чтобы Патриарх был таким же главою России, как Царь, только — в духовной области жизни страны, чтобы вместе они отвечали за судьбы России, имея каждый преимущество в своей сфере. Получалось неслитное, но и нераздельное единство церковной и царской власти, соответствующее различию природ Церкви («Царства не от міра сего», по слову Христа) и государства (- царства «от міра»). Это как дух и плоть в едином человеческом существе, или как разум духовный (сердечный) и рассудок плотский (мозговой). Сравнений может быть (и бывало!) много. Такое единство, как мы помним, было на Руси искони, и оно обезпечивало особую крепость всего организма Великороссии. На практике, в условиях XX в., такие взаимоотношения Патриарха и Царя влекли за собою переделку всей системы церковных и государственных учреждений, их теснейшего взаимодействия, взаимопроникновения, подобно тому, как было в XVII в. Самым важным должен был стать первый переходный период этого грандиозного преобразования. Во главе Церкви, Патриархом, должен был стать человек, пользующийся безспорным единодушным признанием народа, имеющии опыт ведения больших государственных дел и имеющий реальную власть вести и эти и церковные дела. В среде русских архиереев такого человека не было. Почти все они пользовались любовью народа, но каждый — в своей епархии, не во всероссийском масштабе. Среди них одни были учеными, другие — молитвенниками, третьи — отличными управляющими, но не было, пожалуй, никого, кто соединял бы все эти качества вместе. И уж совсем не было такого, кто имел бы достаточный опыт и власть в важнейших делах государства.

Таким человеком тогда был только сам Государь Николай И. Он это понял, увидел и в опасный момент новой смуты, начавшейся в 1905 г., решил взять на себя руководство великим преобразованием жизни, полную ответственность за него! Можно представить, что получилось бы в случае осуществления замысла. Воссоздалась бы не только симфония церковной и царской власти (хотя и это очень важно само по себе), воссоздался бы, минуя «общественность», и столь нужный совет Царя с Землёй (через Церковь). В то время Церковь ещё не была декоративным учреждением, просто «милым сердцу» за образы родной старины, хранимые ею; она была великой общественной силой и от неё исходили действительные и действенные Божии силы, силы Духа Святаго, которыми реально жил и дышал народ! Поскольку первое время, до совершеннолетия сына, Царь, став Патриархом, фактически продолжал бы править страной, он соединил бы в своём лице силы Церкви и силы государственной власти (со всеми её учреждениями). Тогда возникло бы то положение, которое Промыслом Божиим имело место при первом Романове. Патриарх- отец (Филарет), а Царь — его родной сын (Михаил). Несомненно потом это повторило бы и положение, имевшее место при Алексее Михайловиче и Патриархе Никоне, до их разлада, — то есть полное духовное родство, где Патриарх — духовный отец, а Царь — духовный сын его, по совершенно добровольному влечению.