Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Это всё — как раз то, о чём на весь мір говорила Зарубежная часть Русской Церкви и что большевики постоянно объявляли «клеветой», «пропагандой зарубежной контрреволюции», «политиканством» зарубежных служителей Церкви... Здесь Патриарх Тихон определённо — не друг советской власти, поскольку она творит явные беззакония, гонения и жестокость в отношении Церкви и верующих.

Вот она — граница! Вот как практически осуществлялось Патриархом Тихоном стояние на этом рубеже: не враг, но и не друг.

По выходе Патриарха из тюрьмы ему начали приносить покаяние некоторые из тех, кто примкнул недавно к обновленческому расколу, в том числе — митрополит Сергий (Страгородский), архиепископ Серафим (Мещеряков), епископ Алексий (Симанский)... Подобные покаяния архиереев происходили в храмах Москвы чаще всего — всенародно, и кающиеся просили прощения у Патриарха, у священнослужителей, и у народа! Святейший принимал покаявшихся вновь в лоно Православной Церкви. Некоторые каялись искренне, иные — притворно, словно почуяв, что какой-то «ветер» со стороны большевиков подул в сторону патриаршей власти. Так на самом деле и было, хотя в то же время гонения на «тихоновскую» Церковь не прекращались, что многих сбивало с толку, да и теперь затрудняет понимание того, что же всё-таки хотели добиться антихристы? Многие по сей день полагают, что большевики-атеисты хотели полностью, начисто уничтожить Церковь и веру в СССР, но не могли быстро этого сделать в силу ряда объективных причин. Нет, не этого хотели мнимые атеисты, точней — их высшие руководители. Их незримый «отец» и «отец лжи» — диавол хорошо знал, что внешний погром и репрессии могут загнать веру и Церковь в подполье (в катакомбы), но не могут уничтожить их! К тому же началось довольно успешное бытие за границей той же самой Русской Православной Церкви... Для диавола и вдохновляемых им несчастных его служителей простое физическое уничтожение рабов Божиих — не победа, а поражение (хотя они постоянно вынуждены прибегать именно к уничтожению!). Победа всегда только в том, чтобы так или иначе склонить служителей Христа к добровольному (!) служению антихристу, Церковь Божию сделать церковью сатанинской, извратить её тем самым так же, как удалось извратить бывшую Церковь Ветхого Завета — Израиль, сделать её церковью-оборотнем. Вот в этом — особый успех и особое наслаждение! Между прочим, упорное желание при изъятии церковных ценностей захватить именно богослужебные сосуды и священные предметы объяснялось не только провокационным стремлением «расстрелять как можно больше» сопротивляющихся этому кощунству: большевики могли, взяв эквивалентный выкуп золотом, оставить Церкви эти святыни и всё равно расстрелять столько, сколько хотели и сумели бы! Здесь явно видно стремление именно покощунствовать над святынями самым разным образом, от переплавки их на деньгу, и отправки чуть ли не вагонами в руки западных евреев-банкиров, до использования в самых неожиданных колдовских, сатанинских ритуалах.

Феномен оборотничества (двойничества) мы уже наблюдали в русской истории во всех тех случаях, когда на Руси, в России получала возможность действовать церковь диавола. Так было в ереси жидовствующих в XV в., в Опричнине Ивана Грозного в XVI в., самозванчестве XVII в., в масонских «штучках» Петра I и его последователей в веке XVIII-м, в деятельности иудео-масонства в России в XIX — начале XX в.в. Во всех этих случаях мы имели дело с сущими оборотнями: видимость одна, сущность — прямо противоположная! Таково излюбленное (!) поведение демонов или бесов, могущих прельщать верных и подвижников под видом «ангелов света», как говорит Апостол Павел, или под иными «образами» и «видами». В этом смысле большевики, как мы видели, — законченные оборотни: одним большим Оборотнем стало и всё созданное ими «государство», не говоря уже о его «руководящей и вдохновляющей силе» — коммунистической партии — тоже большом Оборотне. На словах одно, а в замыслах и делах — совсем другое! Совершенно естественно, что таким же Оборотнем им очень хотелось сделать и Русскую Православную Церковь. В этом вся суть большевицкой церковной политики.

Отсюда, с одной стороны, нужно было всё-таки уничтожить твёрдо верующих, неспособных на измену (таковых оказалось несколько десятков миллионов), но с тем, чтобы непременно сохранить в своей «системе» фальшивую видимость Церкви Православной, в качестве послушного орудия соблазна и обмана, совершенно родственного по духу оборотнического учреждения, состоящего из «боязливых» и маловерных, и скверных... и всех лжецов». Таковых поначалу, конечно, должно было быть очень мало, но в дальнейшем, после соответствующего воспитания и обработки, — достаточно для того, чтобы они вкупе производили впечатление «Церкви», и в то же время служили ловушкой для душ, могущих искренне тянуться от неверия к вере и Православию.

Нетрудно видеть теперь, что осуществлению этих замыслов решительным препятствием служила та священная граница, до которой отступил Патриарх Тихон и на которой он остановился с тем, чтобы защищать её уже до смерти («не враг, но и не друг»...).

Первым шагом большевиков закономерно стало стремление вынудить Патриарха к дальнейшему отступлению за эту границу, то есть к тому, чтобы он стал полным «другом» советской власти, или, по крайней мере, формально заявил об этом для соблазна всей Церкви. Иными словами, простой гражданской лояльности, отказа от политической борьбы, послушания советской власти во всех мірских, не относящихся к вере делах, большевицкому режиму было мало: нужно было, чтобы Церковь целиком и полностью одобрила этот режим, как бы благословила его, стала с ним заодно.

Но несмотря на сильнейшее давление, оказанное на него разными способами в этом направлении, Патриарх Тихон, как видно хотя бы из его последнего Обращения во ВЦИК, не отступал, стоял твёрдо на том рубеже, за который переходить нельзя, оставаясь православным христианином. Между тем пошатнулось его телесное здоровье. У него развивался нефрит (болезнь почек) и «грудная жаба» (сердечная болезнь). Патриарх вынужден был лечь в Бакунинскую московскую больницу, где его продолжали посещать и его помощники, прежде всего митрополит Крутицкий Пётр (Полянский) и Тучков. Иногда он выходил оттуда, чтобы совершить богослужение. Так было и в воскресение накануне праздника Благовещения Пресвятой Богородицы 25 марта/7 апреля 1925 г. В самый праздник (7 апреля) в больницу к Патриарху пришёл митрополит Пётр. Он принёс с собою документ, составленный кем-то из услужливых церковников и подредактированный Тучковым. Это было «Послание Церкви», которое за своей подписью Патриарх Тихон должен был опубликовать. В нём, в частности, говорилось, что советскую власть нужно принять, «как выражение воли Божией», и далее следовала абсолютная лживость: «... в годы великой гражданской разрухи, по воле Божией, без которой в міре ничего не совершается, во главе Русского государства стала Советская власть, принявшая на себя (?!) тяжёлую обязанность (?!) — устранение жутких последствий кровопролитной войны и страшного голода». «Советская власть действительно народная (?!), рабочая, крестьянская власть, а потому прочная и непоколебимая»... «Послание» утверждало, что Церковь «всенародно признала новый порядок вещей» и даже «призвала Божие благословение» на труд народов СССР... Потом прославлялся Декрет об отделении Церкви от государства 1918 г. и Конституция СССР, как дающие «полную свободу» (!?) «право и возможность» веровать и «жить по вере», Церкви «вести свои... дела согласно требованиям своей веры». Особо отмечались те, кто «злоупотребляя своим церковным положением, отдаётся без меры человеческому... политиканству иногда носящему и преступный характер». Таких людей, осуждаемых советскими судами, в случае их «раскаяния перед Советской властью» предлагается предавать церковному суду. От зарубежных епископов требуется «иметь мужество вернуться на Родину и сказать правду о себе и Церкви Божией», и утверждается, что Митрополитов Антония (Храповицкого) и Платона Патриарх вынужден «судить заочно». «Не погрешая против веры и Церкви,... не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними (?) по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо» — говорится в документе. И объясняется откровенно, что всё это — как бы плата за улучшение положения Церкви: «... Мы выражаем полную уверенность, что установка чистых (?!) искренних (?) отношений побудит нашу власть относиться к нам с полным доверием» и разрешить учить детей желающих Закону Божию, иметь богословские школы, издавать церковную литературу. Это уж прямо торг какой-то, явно иудиного характера: вы нам тридцать сребреников внешних возможностей, и мы вам — всех ваших врагов в Церкви, — «чистую» дружбу и Божие благословение. Обращает на себя внимание крайне лукавое употребление понятия «воля Божия», как бы дающее основание Церкви «благословить» сов. власть. Издревле выражение «воля Божия» могло употребляться в широком смысле, в значении Промысла Божия, объемлющего всё, что происходит, т.е. и добро и зло. Но всегда подчеркивалось, что в русле Промысла есть два направления — благоволение (собственно воля) Божие, по которому творится только добро, и попущение Божие, по которому диавол, бесы и люди получают возможность делать зло. Патриарх всегда верно считал и называл сов. власть попущением, но не благоволением!