Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Великий Церковный и Земский Собор 1613 г. в особой Уложенной грамоте определил поставлять Царями в России только лиц из Дома Романовых из рода в род, до скончания міра, не желать никого из других в Цари, а тот, кто стал бы противиться этому определению (будь то Царь, или Патриарх, или любой иной человек), да будет проклят и отлучен от Святыя Троицы. Члены Собора, конечно, имели ввиду крепость и спокойствие государства, чтобы не было больше смут и шатания в связи с престолонаследием, чтобы ни у кого не возникало соблазна своевольно захватить Царский Престол. Никому из православных русских людей — членов того Собора тогда, в 1613 г., и в голову не могло придти, что в известном своим благочестием роде Романовых в будущем может явиться Царь — отступник от Православия, попирающий всякое благочестие, и тогда буква Уложенной грамоты и проклятие (клятва) Собора придет в великое противоречие с целью и смыслом их!...

Михаил Романов был торжественно привезён в Москву и Венчан на Царство при всеобщем ликовании народа. Его отец продолжал томиться в польском плену. В Москве порешили не поставлять пока Патриарха на место замученного Гермогена, но подождать возвращения митрополита Филарета, чтобы поставить Патриархом его.

Как всё-таки дивно водительство Божие над людьми, покорными воле Его! Борис Годунов, отдавая указ насильно постричь в монашество Феодора Никитича Романова, имел в виду навсегда отлучить его от государственных дел именно потому, что тот с юности был к ним очень способен и мог стать даже Царём! Томясь в монастырском заточении, монах Филарет по-человечески страдал и о себе и особенно о судьбе разлученных с ним жены и сына. Он не знал будущего. Тем сильнее были страданья его. Получив свободу после смерти Царя Бориса, Филарет Никитич мог вполне снять с себя монашество (что многие в подобных случаях делали) как насильственно, против воли навязанное ему, что, конечно, противоречит всем Божеским и церковным законам, но Филарет смирился с насилием, приняв его как Промысел Божий повинуясь слову Евангелия не противиться принуждению. И что же мы видим? По прошествии времени он возвращается точно к тому, от чего стремились его оторвать, — к делам государства Российского. Правда, возвращается не как Царь, а как Патриарх и как отец Царя (!), но ему предстоит вместе с сыном решать всё важнейшее в государстве, используя весь свои прежний мірской опыт и природные дарования.

В 1619 г. Филарет возвратился из польского плена, был торжественно и со слезами встречен всеми, особенно сыном, и сразу же посвящен в Патриарха, вот и явлен был возрождавшейся Великороссии образ правильных отношении в ней церковной и царской власти! Они должны быть отношениями искренней, сердечной любви, как любовь между кровным отцом и сыном. Патриарх Филарет был почтен наименованием «Великого Государя», каковое в России имели только Цари (патриарх же назывался «Великим Господином»). Отец-Патриарх помогал сыну-Царю управлять государством, сын-Царь помогал отцу-Патриарху строить дела церковные. Положение исключительное и небывалое в истории Церкви (не только Русской)!

Государь Михаил до возвращения отца из плена решился на дело, дотоле тоже невиданное. Он не распустил Земский Собор, призвавший его, но оставил как постоянно действующий и с ним решал все значительные дела. С одной стороны, это говорило о новом самосознании Государя. Царь Михаил уже не потомственный удельный Князь Московский, властвующий и над другими великороссийскими землями, в прошлом — тоже удельными, а избранник всей Великороссии, всех её городов и земель. Отсюда и стремление править в совете со всей Россией в лице Земских Соборов. Это значило, с другой стороны, что князья и бояре утратили прежние положение и значение. Поначалу, правда, семейство бояр Салтыковых, родственников матери Царя, возымело большое влияние, но с прибытием Филарета Никитича влияние их было прекращено. Боярская дума продолжала существовать, и в ней, как всегда, заседали князья и бояре. Но теперь все они оказались как бы вдали от Престола, не имея возможности быть «в совете» с Царём постоянно. Царь правил «в совете» с немногими очень близкими людьми Земским Собором. Так теперь стало осуществляться правление Государей в совете с Землёй. То, что не удалось с помощью казней и козней при Иване IV и Годунове (отстранение от власти боярства) произошло как бы само собою и мирно при первом Романове. Как видим, это не было совершенным лишением знати всяческих прав и участия в царских делах. Посему родовитая знать постоянно старалась потом вернуть себе видное положение, что ей часто и удавалось. Так что очень больной и тяжелый вопрос отношений Царя и его окружения остался вопросом, не решенным в России вплоть до прекращения в ней самодержавной власти. Однако, начавшаяся с Царя Михаила опора наших Царей не на боярство, а на Земские Соборы составляет особенность XVII-го столетия и указывает на возможный новый путь бытия государства, который готов был принести очень большие плоды.

Правление Государя Михаила Федоровича, несмотря на трудности последствий Смутного времени и иные невзгоды, было на редкость благополучным. Закончились споры со шведами. Новгород был возвращен России, но она теряла побережье финского залива и ряд важных своих городов. Отражены были попытки Сигизмунда и Владислава военной силой «вернуть» себе Московский Престол (Польша потом и совсем от него отказалась). Русские казаки захватили у турок Азов и посрамили большое турецкое войско знаменитым «Азовским сидением», когда несмотря на великое превосходство в силах турки не смогли взять у них эту крепость. Только трудности внутреннего положения государства побудили Царя Михаила приказать казакам оставить Азов (большую войну с Оттоманской империей Россия тогда выдержать ещё не могла). Продолжалось успешно освоенье Сибири. И не только военно-хозяйственное. Стараниями обоих Великих Государей — Патриарха и Царя — учредилась епархия Православной Церкви в Тобольске, началось просвещение истинной верой народов Сибири. Но, естественно, главной заботой было тогда возрождение жизни народа Великороссийского. Рядом мер укрепили разорённое земледелие и землевладение коренных великорусских земель. Покрепче пришлось прикрепить российских крестьян к земле. Но вместе с этим они избавлялись от многих злоупотреблений помещиков и иных властей на местах. Много внимания было уделено защите и укреплению местного самоуправления, снизу доверху, от последней маленькой деревушки до крупного города и «губы» (крупной области). Для оживления торговых и денежных дел были даны многие льготы английским, голландским, немецким купцам. Отношения нашей страны к иноземцам начало возвращаться в верное русло. С одной стороны, как когда-то при Государе Иване III, в России с охотой принимали иноземных учёных и искусных в различных ремёслах и промыслах. Стали использовать в войске иноземных солдат (полки «солдатские», «драгунские», «рейтарские»). По-прежнему царскими докторами были у нас иноземцы, создавшие тогда первую на Москве аптеку. Возникла тогда же в столице знаменитая немецкая слобода, где проживало до 1000 немецких протестантских семей (ибо католиков очень уж не любили). Но, с другой стороны, умственно-духовное влияние иноземцев отсекали настолько решительно, что вся история XVII-го столетия может быть определена в значительною мере, как история борьбы с Западом. Борьба начинается сразу по возвращении Филарета из польского плена. Там он имел возможность увидеть воочию, что из себя представляет западное христианство. С этим опытом, вернувшись домой и став Патриархом, Филарет Никитич столкнулся с делом о том, как принимать в Православие тех католиков и униатов, которые пожелали его в России принять. Крутицкий митрополит Иона (до Филарета правивший делами церковными) руководствуясь буквою древних канонов и древнерусским обычаем, полагал, что католики и униаты принадлежат к тому перечню еретиков, которые 95-м правилом Шестого Вселенского Собора не подлежат вторичному Крещению при принятии в Православие, но только — Миропомазанию. На это Патриарх Филарет возразил, что древние правила и обычаи приняты были тогда, когда ереси латинян-папежников ещё «не наросли». Но ныне, в XVII веке, они наросли настолько, что, по слову Святейшего Филарета, «латиняне-папежники суть сквернейшие и злейшие из всех еретиков, ибо они приняли в свой закон проклятые ереси всех еллинских, жидовских, агарянских (то есть мусульманских) и еретических вер и со всеми... язычниками и еретиками обще все мудрствуют и делают». Так что теперь католики уже подпадают под ту часть 95-го правила, в которой называются еретики, требующие при переходе в Православную Веру второго Крещения. И в личных беседах с Ионой и на Церковном Соборе 1620 г. Патриарх Филарет утверждал эти взгляды. Рассказывал он о том, что сам видел в польско-литовских землях, где его особенно возмущало то, что в одной семье, имея представителей разных церквей, люди молятся вместе перед едою. Это для русских тогда было свидетельством полного отречения от Истины Божией и истинной Церкви Христовой (что действительно так!). Собором установлено было католиков и униатов и даже тех, кто только крещён был униатским священником, или хоть православным, но не в три погружения, крестить вторично. Поначалу Патриарх Филарет с доверием принимал церковно-славянские книги, напечатанные в польско-литовских пределах. Но узнав от киевлян о том, что «Учительное Евангелие» Кирилла Транквиллиона, распространившееся и в России, содержит в себе некие еретичества, он приказал публично сжечь эту книгу в Москве и впредь постепенно изымать из употребления в храмах богослужебные книги литовской печати, заменяя их книгами печати московской. При Филарете весьма оживляется российское книгопечатание и издаётся столько книг, сколько не издано было вкупе за все предыдущие царствования. Патриарх Филарет думал также и об устройстве правильной православной школы в столице, попытался даже её основать. Но дело не сделалось из-за трудности привлечения греческих учителей в Россию, всё же при Печатном Дворе успешно действовала другая школа, готовившая переводчиков с греческого и справщиков книг. Вместе с тем Патриарх Филарет не считал российскую церковную жизнь чем-то совершенным и непогрешимым. Он, как и многие (правда, не все!) охотно принял ряд существенных замечаний Иерусалимского Патриарха Феофана, бывшего в его время в России, и благословил несколько важных исправлений и в книгах и в русских церковных обрядах. К примеру, вместо ошибочного троекратного Причащения мірян было у нас введено однократное, что соблюдается и по сей день.