Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

В 1718 г. фельдмаршал князь Борис Петрович Шереметьев говорил: «Москва так стоит, как вертеп разбойников, всё пусто, только воров множится, и безпрестанно казнят». Отчасти это было связано с тем, что столица уже переместилась в Петербург. В деревнях дворяне начали обирать крестьян «как овцу, догола». Тот же Посошков в связи с этим выражает очень важный взгляд на крестьянство: «Крестьянам помещики не вековые владельцы, оттого они не очень их и берегут. Прямой их (крестьян) владетель Всероссийский Самодержец, а они (помещики) владеют временно». Таким «владетелем» крестьян осознавал себя и Пётр, почему строго карал господ за жестокое обращение с ними. Так, один дворянин получил 10 лет каторги за то, что сильно избил крестьянина, умершего после побоев. Но, как уже говорилось, карательные меры не давали нужных последствий, и безсовестное обирание крестьян помещиками продолжалось, отчего массовым стало бегство крестьян на Дон и другие российские украины. Весь этот ряд беззаконий и их чрезвычайное умножение, помимо прочих сопутствующих причин, объяснялось одной самой главной. Она заключалась в образе мыслей и дел самого Петра I. Поставив предприимчивость выше святости, «пользу» и выгоду выше Божиих заповедей, всё мірское выше духовного, он, конечно, тем самым дал почти всем очень заразительный пример. Сам-то Пётр имел в виду «пользу Отечества», но его окружение отвечало на это так, что ему-де хорошо, он не имеет заботы о собственном доме, семье и хозяйстве, и не думает о подчинённых, что у них хозяйство приходит в расстройство и упадок, так как они вынуждены подолгу отсутствовать. Такие разговоры велись между чиновниками и высшими офицерами, сопровождавшими Петра в длительных походах, или поездках за границу. И будучи там, они всячески старались, кто как мог, по крайней мере урвать себе что-то из казённых средств, или путём обирания населения (например, в Польше). Иными словами, с точки зрения правящих классов тех времён, если Царь ради внешней пользы и выгоды, оставляет или отодвигает на второе место требования совести и закона Божия, то и им надлежит поступать так же в отношении пользы и выгоды своих имений и домов. Многие дворяне старались укрыть своих сыновей от воинской или служебной повинности и от учёбы, в которой, как для всех обязательной, просто не видели смысла.

Но реформы Петра были направлены не только и даже не столько на нужды армии, флота, усовершенствование государственного управления и развитие полезного образования. Как уже говорилось, Царь реформировал коренные духовные и нравственные устои Великороссии. А вот это встречало уже совсем иное по духу и смыслу сопротивление. С конца XVII в. в народе уже вовсю пошли разговоры о том, что с Царём случилось что-то странное, страшное, невозможное, чему нужно было искать объяснение. Не только старообрядцы, но и члены Российской Церкви (вплоть до некоторых епископов) прямо говорили, что деянья Петра антихристовы. «Нами правит не Царь, а антихрист», который «губит Россию», — говорили одни. «У нас Государя нет; это не Государь, что ныне владеет, да и Царевич (Алексей) говорит, что мне (Пётр I) не батюшка и не Царь», — утверждали другие. Некий Григорий Талицкий составил «тетрадки», в которых убедительно доказывалось, что правление Петра есть антихристово. Талицкого казнили. Из-за согласия с ним пострадал (был лишён сана и сослан) епископ Тамбовский Игнатий. Но стали являться и не скрытные, а открытые обличители. Так однажды из Нижнего Новгорода в Москву пришёл посадский человек Андрей Иванов «извещать Государя, что он, Государь, разрушает веру христианскую: велит бороды брить, платье носить немецкое, табак тянуть»... Всё это объясняли по-разному. Одни очень точно указывали, что немцы «обошли» (то есть охмурили, спутали, прельстили) Царя через «немку Монсову». Имелась в виду любовница Петра Анна Монс, жившая в немецкой слободе на Москве. Другим казалось сие невозможным и они сочиняли легенды и сказки. Во одной из них покойная царица Наталья Кирилловна родила не сына, а дочь. Но дочь у неё немцы украли, а подложили тут же своего мальчика (вариант — сына Лефорта). По другой сказке Пётр попал в плен к Шведской королеве, которая его посадила в бочку и сбросила оную в море, а русским под видом Петра возвратила «немца». У сказки явилась и версия: вместо Петра в бочку сел верный его боярин, а Царь спасся и где-то скрывается, бродя по міру, а от шведов действительно прислан его двойник — немец. И ещё вариант: в Стекольне (Стокгольме) Царя посадили не в бочку, а в «столп», то есть в некую башню и держат под стражей. «Царя подменили немцы» (шведы), «Царь — не настоящий», — вот слух особенно широко пошедший в народе. И надо признать, что духовно, по смыслу слух этот был совершенно точен: Петра действительно «подменили» и действительно иностранцы, только не в прямом, а в переносном смысле! Стало известно, что какой-то монах записывал подобные были-небылицы. Тогда и последовал указ Царя, запрещавший монахам иметь в кельях своих письменные принадлежности... и разрешавший писать только в трапезной под присмотром игумена. Неужели во всем прочем достаточно сведущий Пётр не знал, что подобные случаи единичны, что монашество в целом отнюдь не занимается распространением «басен» о Царе? Конечно, знал! Но он знал также и то, что монашество русское является источником подлинно-духовного, православного влияния на окружающий мір. Пресечь такое влияние и было целью указа. Подобная же история была и у другого указа Петра. В ряде городов, в том числе и в Москве, были отмечены несколько случаев появления крамольных листков (писем), невесть кем прибитых на видных местах, против немецких одежд, бритья бород и т.п. Появились и «подмётные» (то есть подброшенные) властям письма такого же содержания. Пётр I издаёт указ о том, что впредь, если кто будет что-нибудь (всё равно что!) «писать запершись», тот подвергнется суровой каре, равно, как и тот, кто знал о пишущем и не донёс! Этот указ кажется совсем сногсшибательным. Неужто «просвещенный», образованный Пётр не знал, что «запершись» пишут, как правило, в подавляющем большинстве случаев вовсе не крамольные или подмётные письма, а письма с деловыми, личными, любовными секретами, а также все вообще творческие (к примеру, художественные) произведения, не терпящие постороннего глаза прежде совершенного окончания? Конечно же, знал! Поэтому настоящая цель указа — поставить под надзор властей, государства всё, что пишется образованными и грамотными людьми! Указ этот, разумеется, не исполнялся, кроме разве нескольких случаев. Но если представить, что он был бы в полной мере исполняем и при Петре и при его преемниках, то в России никогда не могло бы сложиться то, что именуется ныне интеллигенцией и особенно, — творческой. Кто-то может сказать: «Вот и хорошо бы!». Но мы скажем другое: пусть помнят об этом те нынешние интеллигенты, которые склонны всячески превозносить деянья Петра.