Петр Малков - Возлюбивший Христа. Святоотеческие толкования на книгу Иова

Но куда важнее сюжетных отличий оказываются смысловые разночтения между греческим и латинским текстами. Так, Септуагинта зачастую заметным образом смягчает «острые углы» книги Иова, особенно те ее фрагменты, где ясно выражен конфликт Иова с Богом, присутствующие в словах страдальца упреки в божественной несправедливости, обращенные к Самому Творцу. Например, если в тексте Вульгаты, вполне согласном здесь с русским синодальным переводом, формулируется: О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим! ( Иов. 16:21; Вульгата), то в Септуагинте эта дерзновенная мысль в значительной степени сглаживается: Да будет суд у человека пред Господом и у сына человеческого пред ближним его! ( Иов. 16:21; Септуагинта). Идея конфликта с Богом, некоего «состязания» с Ним, присутствующая в первом чтении, во втором случае полностью теряется и речь уже идет просто о некоем достаточно абстрактном суде человека пред лицом Божиим.

Впрочем, иногда формулировки Септуагинты при всех их отличиях от Вульгаты выглядят не менее резкими и решительными: если чтение Вульгаты фрагмента Иов. 30:22, обращенного к Богу, вполне соответствующего здесь по смыслу русскому синодальному переводу, звучит: Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня, то в Септуагинте мы видим: Ты подверг меня власти болезней и отверг меня от спасения. Согласимся, что формулировка Ты... отверг меня от спасения отнюдь не менее резкая и трагичная, чем Ты... сокрушаешь меня.

Сразу отмечу, что латинская версия книги Иова весьма напоминает привычный нам ее синодальный перевод; это происходит по причине того, что и Вульгата, и синодальная Библия в значительной мере ориентированы на масоретский (протомасоретский) еврейский первоисточник. В то же время Септуагинта оказывается очень созвучна нашему церковнославянскому тексту Священного Писания, так как славянский перевод был осуществлен с греческого языка – с текста той же Септуагинты.

Вместе с тем сами древние Святые Отцы, обладая, как правило, прекрасным образованием, были зачастую знакомы с обеими (и греческой и латинской) версиями библейского текста и потому прекрасно осознавали наличие таких разночтений.

Вообще говоря, для святителя Иоанна Златоуста существование различных древних переводов Ветхого Завета с еврейского языка (греческих ли, латинских ли или иных) – дело особой промыслительной Божественной заботы о Спасении человеческого рода. Он пишет: «Когда... должен был явиться Христос и призвать к Себе всю вселенную не только чрез апостолов, но и чрез пророков, – ведь и они руководят нас к вере и познанию Христа, – тогда наконец пророчества, как бы некоторые входы и пути, прежде загражденные неясностью языка, Бог сделал открытыми со всех сторон посредством перевода, чтобы все, стекаясь отовсюду из среды язычников и с великим удобством проходя этими путями, могли по ним прийти к Царю пророков и поклониться Единородному Сыну Божию. Потому еще до времени пришествия Христова все они были переведены... Потому, так как в Ветхом Завете предсказано и о страдании, и о Воскресении, и о Вознесении, и о сидении одесную, и о Втором Пришествии Христовом, и обо всем том вообще, что содержится в Новом Завете, то, чтобы это не осталось неизвестным для последующих народов и чтобы они не были в неведении о силе пророчества, благодать Божия еще до пришествия Христова предуготовила перевод Писаний и сделала их полезными не только обратившимся из язычников, но и тем иудеям, которые были рассеяны по всей вселенной и уже не употребляли еврейского языка» 44.

Вместе с тем святитель Иоанн Златоуст подчеркивает, что любой перевод – даже перевод Священного Писания – никогда не окажется до конца адекватен оригиналу и будет неизбежно содержать в себе по отношению к нему целый ряд проблематичных разночтений, мешающих его пониманию и истолкованию. Он говорит: «...Итак, в чем состоит... причина, по которой Ветхий Завет труднее Нового? Ветхий Завет, который мы имеем, написан не на нашем природном наречии: он написан на одном языке, а мы читаем его на другом; вначале он был написан на языке еврейском, а мы приняли его на языке греческом. Но когда с одного языка переводят на другой, тогда встречают много трудностей. Сведущие во многих языках хорошо знают, до какой степени невозможно передавать со всею ясностью речь природного своего языка при переводе на другой язык» 45.

Итак, при обращении к святоотеческим восточным и западным толкованиям на книгу Иова нам в дальнейшем неоднократно придется убеждаться в том, что в цитируемых авторами этих двух традиций библейских фрагментах существуют достаточно заметные расхождения, прямым образом влияющие на особенности понимания сюжетного, нравственного и богословского содержания истории Иова древними церковными экзегетами.

Теперь, прежде чем перейти к разговору о святоотеческих методах истолкования Библии, скажу еще несколько значимых для меня слов.

Я рискну сделать одно замечание, за которое современные библеисты безусловно могли бы упрекнуть меня в абсолютно «ненаучном» взгляде на постулируемые мною принципы изучения библейского текста. Обращу внимание на одну существующую ныне в современной библейской науке весьма печальную тенденцию: с точки зрения сторонников такого «продвинутого» подхода к изучению Библии, при нашем обращении к Священному Писанию этот богодухновенный текст должен исследоваться и постигаться сам по себе – в полном отрыве от любых существующих (древних ли, современных ли) экзегетических «наработок». В противном случае это будет уже работа не библеиста, а библиографа 46.

В соответствии с такой позицией библейский текст является самодостаточным Откровением и потому отнюдь не требует для своего понимания никакой внешней опоры – вроде его истолкования в духе и смысле Церковного Предания. Тем самым, Писание должно постигаться в первую очередь через посредство одного Писания. Именно поэтому ныне повсеместно принято различать, выделять, выставлять обособленно так называемое «библейское богословие», которое для современного исследователя и есть самодостаточное смысловое ядро текста, свободное и никак не зависящее от всех «позднейших» и «наносных» интерпретаций – в том числе и святоотеческих истолкований значения священных книг.

Православные христиане убеждены, что Священное Писание следует читать и понимать не иначе, как в русле его изъяснения Святыми Отцами Православной Церкви. Здесь мы основываемся как на многовековом опыте жизни Церкви, так и на ее канонах – прежде всего на 19-м правиле Пято-Шестого (Трулльского) Собора 691 года, провозгласившего: «...И если предложено слово Писания, пусть изъясняют его не иначе, как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях...» 47Правило это относится в первую очередь к делу церковной проповеди, к тем принципам, по которым в храмах во время богослужения следует истолковывать библейский текст. Однако принцип этот безусловно должен быть распространен и на любые другие внешние обстоятельства обращения. Ведь христианин в принципе не может отделить и противопоставить свое пребывание в стенах храма и вне их, разделить свою духовную и интеллектуальную деятельность по постижению библейских смыслов в соответствии с весьма странным принципом: вот так-то я буду толковать и понимать Священное Писание стоя за богослужением, а вот так-то – читая Библию вне храма – дома или за рабочим столом. Иначе, в противном случае, все это приведет нас к неизбежному «раздвоению сознания», к некоей «духовной шизофрении», в силу которых сегодня я буду позиционировать себя в качестве благочестивого православного христианина, слушающего в храме священническую проповедь, произносимую в согласии со святоотеческой экзегетической традицией и с благоговением ей внимающего, а завтра – мнить себя чем-то вроде современнейшего ученого-библеиста, творчески корпеющего над священным текстом и отложившего при этом на самую дальнюю полку Златоуста с Паламой.