Лин Бао - Беседа Ши со своим сыном, или Тайны Дао Императора

Но вот на сцене появился трон. На троне впол­оборота к зрителю сидит император Гаоцзун с бе­личьими кистями в руках. На столике перед ним стоят тушечницы с красками.

Кто смеет отрывать меня от созерцания моей картины?

Это я, ваш преданный слуга - Цинь Гуй.

Что за картину вы ныне созерцать изволите?

«Пробуждение от сна в хижине, крытой тростником».

Да, жизнь и к вам была порой сурова.

Но, слава небесам, что есть герой,

И я могу художником быть снова.

Цинь Гуй шепчет императору Гаоцзуну на ухо:

Нам кажется, все кончено, порой,

Но в мире все подвластно тлену.

Еще сегодня он - герой,

А завтра он способен на измену!

Поворачиваясь к залу, чтобы император не слышал, говорит:

-Ужя-то знаю!

Вновь смена декораций и вновь на сцену выбегают гуси.

Привет, брат, ты летишь откуда и с чем, и по­чему не весел?

Да я несу письмо Цинь Гую от цзиньского пра­вителя. ..

Что в том письме?

Приказ убить героя Юэ Фэя. Уж очень там его боятся.

Еще бы, что еще?

За голову его Цинь Гую обещают отдать все земли, что Юэ Фэй освободил.

Вот как? Не жирно ль будет?

Но голову прислать он должен будет непре­менно, чтоб успокоить цзиньского правителя.

Пускай попробует!

Потом все гуси поворачиваются к другому гусю. Один из них спрашивает:

А ты куда?

А я несу письмо от императора от Гаоцзуна, письмо с прошением о мире в царство Цзинь.

Вот незадача!

Кто же просит о мире,

когда уж и победа так близка,

и скоро земли все и так к нему вернутся?!

Все ли с ним в порядке?

Не болен ли он, часом?..

Он верит тому, что там написано в трактате о войне «Сунь-цзы».

Быть может, да...

но разве здесь сейчас об этом речь?

Зачем так слепо повторять, что там написано?

Ведь много книг,

всех заповедей не исполнишь в одночасье.

Тут на сцене появляется еще один гусь.

Письмо цзиньского императора своему так званому «племяннику» императору Гаоцзуну:

«Если вы сейчас же не отведете

все свои войска на прежние позиции,

то вашей матушке будут выколоты глаза,

и она умрет страшной унизительной

и мучительной смертью,

так же, как и ваша сестра.

А прах вашего батюшки будет предан осквернению».

И вот двенадцать золотых пластин с приказом отступить за Хуанхэ легли на землю перед Юэ Фэем.

Что будет делать он?

Нарушит клятвы верности своей?

Или освободит страну от лиходеев?

Что пожелает выбрать он: долг клятвы сына матери своей?

Долг перед родиной?

А может, славу?

На сцене появляется Юэ Фэй, он в задумчивости рассуждает:

-Есть два пути: ослушаться,

освободить все земли от цзиньцев и... дальше умереть.

Или сейчас.

Но клятву дав стране и матери, я должен исполнять сыновний долг. Ослушаться - преступником в глазах народа стать.

Но нет, нельзя.

Я знаю, все равно идет погибель.

Но не готов терять я сына.

Надо было раньше уйти...

Но так хотелось видеть, как сын растет, и быть с ним рядом.

Теперь... уйти...

Но сын... Он вряд ли сможет.

Хорошо. Я подчинюсь.

И, может быть, еще увижу сына, хоть раз... Актер-рассказчик продолжает:

Пять дней стояло войско Юэ Фэя,

Чтоб все ушли из отдаваемых районов,

Чтоб цзиньцам не досталось бы рабов...

Потом он горестно пустился в путь,

Глотая слезы, видя, как скорбно уходят Лишь вчера вернувшиеся в свои села люди. Бессмысленное отступленье

Кровавой раной сердце разрывает.

«Верните, мои горы, реки!»

К кому теперь герой взывает?!

А может, лишь одной надеждой утешает Себя, что вдруг поможет он освобожденью сына.

Жена Цинь Гуя распекает мужа:

Но если узнают, что завтра казнь, все сбегутся, и будет бунт. Его надо казнить тайно, просто­филя!

За голову Юэ Фэя император царства Цзинь обещал мне все земли, освобожденные Юэ Фэем!

Но как ты пришлешь ему голову Юэ Фэя? Надо чтобы никто ничего не узнал! А то и со своей головой можешь расстаться!

Да типун тебе на язык, старая дура.

Пошли кого-нибудь, и пусть его убьют.

Тихо! Там слышу я шаги! Уйди отсюда.

Жена прячется. Входит певичка. Кланяется.

Приветствую вас, господин канцлер!

Откуда ты идешь?

Меня в покои приглашали услаждать Его величество игрою и пением.

Что пела ты?

Балладу о герое на мотив «Обращенный к Сыну Неба».

Да, кстати, о герое.

Поднеси герою от нас вино...

Цинь Гуй протягивает певичке вино.

-Да, но кто пустит меня к нему?

Я дам тебе записку, покажешь, и тебя пропустят.

Вам принесли вино, - произнесла певичка.

Юэ Фэй ответил:

Я знаю, налей.

Певичка наливает в два бокала, подносит вино к губам, но Юэ Фэй останавливает ее:

Не пей, вино отравлено. - Она в ужасе бросает бокал.

Я знаю, мой Учитель мне сказал.

Ну, что же, время мне уйти.

Но как же сын?

Как мне его спасти?

Где в книге мертвых отыскать его страницу?.. Все кончено, и я готов. - (Выпивает вино).

Вспышка света, шум барабанов. На полу остались его туфли, одежда, на окне сидит белый голубь, который затем вылетел в окно. Певичка подходит к окну, следит за голубем.

Вот так штука, взял и улетел.

Вот это яд!

Я тоже так хочу!

Берет его бокал, выпивает до дна, но тут же с кри­ком падает на пол. Входит Цинь Гуй и стражник.

Где он? Нет никого... его одежда, туфли...

И труп певички, что принесла вино...

Страж задумчиво:

Но час назад отсюда вылетела птица...

Цинь Гунь с надеждой спрашивает:

Большая, черная?

Нет, белый голубь, - ответил стражник.

Так, значит, он ушел?

Он - истинный даос!

И не оставил тела - только туфли и эти тряпки.

Бессмертный - это злая шутка, - в исступлении произносит Цинь Гуй. Потом оборачивается к зрителю, громко:

-И нету головы...

Но где мне голову достать?

Нет Юэ Фэя.

Но ведь нет и головы.

Вот незадача...

Что же делать?

Скорей бы этих двух еще казнить...

Да, сегодня утром,

чтоб император не успел вмешаться!

Павильон Фэнбо, еле-еле брезжит рассвет. Ох­ранники ведут Юэ Юня, сына Юэ Фэя, и офицера Чжан Сяня на казнь. Громкий бой барабанов, го­лос разорвал тишину площади то ли песней, то ли плачем. Все зрители замерли и у многих на глазах появились слезы. Впереди показались зловещие фигуры палачей и вкрадчивая осторожная фигура Цинь Гуя. Внезапно барабаны смолкли, и над всей площадью воцарилась тишина. В этой тишине про­звучал скользкий голос Цинь Гуя:

Казнить изменников по приговору. «Мо сю ю». Опять загремели барабаны, и опять голос разорвал тишину на площади, и черное огромное шелковое полотнище поглотило всех на сцене.

Барабаны стихают. На сцене лежат тела Чжан Сяня и Юэ Юня. Юэ Фэй в одеждах бессмертного отшельника сидит на коленях около сына, поддер­живая его голову.

Еще дыхание его я слышу!