Лин Бао - Беседа Ши со своим сыном, или Тайны Дао Императора

Ну ладно, будь по-вашему:

Вовеки ваши статуи,

и в полный рост, на берегу, у озера,

исполнены в металле останутся стоять.

Да будет так!

Так, как вы хотите!

Бессмертные удивляются, машут ему с небес:

Ты что, уж пьян совсем?

Однако Люй Дун Бинь хитро улыбается, отвечает им:

Да нет же, я все исполню точно.

Две статуи, и в полный рост.

И даже так вот, как они сейчас сидят...

Я очень честный, я же - не они![28]

Все меняется на сцене, приходит актер-рассказчик.

Но каждой ночью

сын и отец бредут по озеру.

Отец бессмертный приходит на могилу к сыну, и вдвоем они идут по лунному мосту на остров, на гору Гушань, гулять среди цветущих слив.

Они беседуют о сущем, о любви,

О тех, кого оставили в сем бренном мире...

Приемный сын Гаоцзуна (будущий император Сяо­цзун) появляется на сцене:

Вот сколько лет уже прошло,

но слухи ходят, что Юэ Фэй живой является. Раз праха нет, так значит он - бессмертный.

В даосском пантеоне он бессмертным признан, и все убеждены, что жив он И сын его...

Быть может, чтобы смуты все пресечь и разговоры эти,

сжечь надо прах его, чтоб не воскрес.

Но если праха нет, то надо...

его придумать... и тогда... увидят все,

что нет его.

Огонь их тайну поглотит.

И будут знать все, что Юэ Фэя нет.

Но где же взять мне прах?

Придумать надо...

И храм построить, и мавзолей, чтоб по ночам не шлялись где попало...

Да будет так.

Ну, вот и все, закроем тему эту.

И завтра с почестями произведем сожжение останков.

И назовем героями героев.

Изменникам же по заслугам воздадим.

И после возвестим о смене власти.

Стар император, и ему пора подумать о покое

Входит постаревший Гаоцзун:

-Ах, солнцеподобный!

Ты с кем здесь говорил?

Так, сам с собою.

О чем же?

Да рассуждал о смутах в государстве.

Я думаю, настало время

назвать героем Юэ Фэя и почести ему воздать.

И в то же время Цинь Гуя,

как виновного, признать изменником.

Вот как? Ты хочешь сделать то, что я хотел, да так и не решился.

Мать и сестра мои,

и прах отца возвращены мне были вместе с миром.

Позорным миром.

-Да, позорным. Ну, что же, видно, мне на покой пора.

Берись за дело.

Гаоцзун, состарившись, стоит в даосском храме. Немного в отдалении восемь бессмертных.

О, император просит о бессмертии?

Тем временем Гаоцзун взывает к Юэ Фэю:

Ты видишь, Юэ Фэй?

Твой император,

тебя казнивший, сына твоего, пришел к тебе и просит о бессмертии. Бессмертные шепчутся между собой:

Забавно, однако.

Вот она, ирония небесного пути!

Но подождите, что он скажет.

Император Гаоцзун становится на колени перед портретом Юэ Фэя:

Прости.

Надеюсь на прощенье.

Я - не святой. Я - смертен.

Я оставляю все и ухожу.

Так много дел еще.

И Академия художеств.

Я в руки кисть давно уже не брал, чтобы воспеть цветы, туманы, горы.

Что же? Молчишь? Молчи.

Но нету мне покоя...

Знай только, завтра тебя простят и будут почитать среди героев.

Представление закончилось. Но зрители еще долго не расходились. Они рассуждали о том по­ложении, в котором находилась страна после из­мены Цинь Гуя.

Никем не замеченные отец и сын в молчании возвращались домой.

Конфуций говорил:

Так близки друг другу по природе, так далеки по опыту.

Учение о страсти

Б

ойся встретить Звезду персикового цвета...» Даже просветленные монахи грезят о ней во сне, не в силах заснуть, бросают свою обитель, уходят в мир, лишаясь крова и поддержки, без ма­лейшей надежды встретить ее во Вселенной или хотя бы увидеть ее еще раз...

Но если ты думаешь, что у звезды иная, счаст­ливая судьба, то ты ошибаешься. Каково ей, звезде, сиять во всей Вселенной одной, где до ближайшей звезды миллионы ли. У нее есть лишь одно утеше­ние, что какой-нибудь небожитель однажды, устав от дороги, посетит ее обитель. Когда же Звезда пер­сикового цвета сочетается со Звездой странству­ющей лошади, то путь позади нее устлан цветами и разбитыми сердцами.

Но и ее сердце не знает покоя, покрытое ранами.

Только вселенское мгновение дано нам однаж­ды, чтобы решить свою судьбу. Но, самонадеянные и глупые, мы все откладываем на потом, на завтра, на час, на минуту. А мгновение - оно уже прошло.

И миллионы лет должны пройти, чтобы звез­ды вновь оказались благосклонны к нам. И вся наша жизнь - это лишь грезы о потерянном рае.

Но рай вот он - открой свое сердце, сними свои одежды, кто б ты ни был, монах или воин, стань нагим и беззащитным перед своим счастьем. Так просто... Вот только как узнать его, это мгновение.

Как оказаться к нему готовым, как распознать в череде событий то самое, космическое мгнове­ние? Ведь только раз возможна встреча со стран­ствующей лошадью, которая сочетается со звездой персикового цвета.

Бойся встретить звезду персикового цвета.

Кто она, Звезда персикового цвета?

Однажды встретив ее в своей жизни, мужчина никогда не может забыть ее. С кем бы потом он ни встречался, она всегда будет светить ему.

И, стоя у роковой черты, они не плакали, они благодарили небо за каждое мгновение, подарен­ное им, чтобы быть вместе. Они были счастливы и они улыбались. Плакала лишь сама богиня Гу- аньинь, не в силах сдержать слезы. Тогда она оста­новила это мгновение за какую-то долю мельчай­шую секунды до роковой развязки. Нарушив все правила и все приличия, она проникла в царство Инь, похитила тайные книги и переписала судьбу этих двух дерзких влюбленных, посмевших быть счастливыми на земле, открытых, как ладони Буд­ды, сумевших распознать свое космическое мгно­вение и не упустить его.

Для смелых, отчаянных и честных, и чистых в своей любви открыт весь мир.

Она долго пробиралась сквозь джунгли с дики­ми зверями и ядовитыми змеями к горному храму. Она не знала потайных троп. Она не знала, там ли он. Но когда она засыпала от усталости, она виде­ла огромный космос, в котором он улыбался ей, и она верила, что едва увидев ее, он улыбнется ей и протянет ей руки, и обнимет ее нежно-неж­но. И дикие звери блаженно засыпали около нее, и ядовитые змеи не видели в ней опасности. Мир и любовь окружали ее, распространяясь вокруг на многие ли.

И вот на рассвете, еще не открыв глаза, еще где-то на грани сновидения и реальности, она услышала гонг Венеры[29] и утреннее пение монахов.

Ноги сами несли ее на зов судьбы. Вот и мона­стырь. Но где найти прохожих, чтобы передать дары. О небо, она не может прикоснуться к мона­ху. Выбежали монастырские собаки, подняли лай, но и они успокоились. Один старый монах, к счас­тью, увидел ее. Она помахала ему рукой и остави­ла подношения у ворот. Все деньги, вырученные от продажи дома.