Нина Павлова - МИХАЙЛОВ ДЕНЬ

Пост ради спасения ближних — древний православный обычай. В своём дневнике за 1988 год я наткнулась на такую запись о Великой Отечественной войне: «Пост — боевое оружие христиан. Когда архимандрита Кирилла (Павлова) спросили, как объяснить то чудо, что он прошёл войну невредимым, старец ответил, что его хранила молитва матери, которая все военные годы держала за него сухой пост по понедельникам, средам и пятницам».

Про сухой пост я тогда услышала впервые и, решив поделиться новостью, позвонила художнице Елене Евдокимовой.

— Да, — ответила Лена, — моя бабушка так четверых детей спасла. Дочка-медсестра ушла на фронт и трое сыновей, а бабушка всю войну по понедельникам, средам и пятницам держала сухой пост, не принимая даже капли воды. Все четверо вернулись с войны невредимыми, а бабушка продолжала поститься.

— Мама, — говорили ей дети, — мы же живыми вернулись. Зачем ты постишься по понедельникам теперь?

— Из благодарности Господу, — ответила бабушка. — Покажите мне такую семью, где бы четверо ушли на фронт и все живыми вернулись? Нет, буду поститься до самой смерти, чтобы Господа возблагодарить.

Так и постилась бабушка до самой смерти.

Многодетные семьи для меня по-прежнему загадка. Увидишь, бывало, в прихожей пять пар домашних детских тапочек, пять пар школьной обуви, уйму курток, шарфиков, шапок, и вырвется вопрос: «Тяжело, поди?» Наверняка тяжело.

Просто роптать у православных не принято, ибо ропотников не любит Господь. Но и без слов все понятно, когда видишь дремлющую на ходу мать.

Однако так бывало с первыми детьми, а потом начиналось неожиданное. Помню, мои знакомые Геннадий и Людмила принесли в храм причащаться пятого ребёнка — новорожденную дочку. А я вдруг спросила:

— Ох, и трудно, поди, с пятерыми?

— Наоборот, рай! — воскликнули они разом, и такими счастливыми я никогда их не видела.

— Мы же тупые-тупые были, пока дочка не родилась, — сказала Людмила. — С первыми детьми уставали сильно, а сейчас как на крыльях летаем, и до чего же нам хорошо. Нет, пятый ребёнок — это чудо Божие!

Я бы сочла этот случай уникальным, если бы другая женщина, мать пятерых детей, не сказала однажды: «Только с пятого ребёнка начинается такое сладкое-сладкое материнство, что не знаешь, как Господа благодарить. Кто этого не пережил, тот главного не знает. Слава Богу, что дал Господь пятерых!»

У других моих знакомых такое случилось лишь после рождения седьмого ребёнка, а предшествовало этому вот что. После рождения шестого ребёнка был долгий перерыв. Старшие уже успели поступить в институты, а младшие являли такую «доблесть» подросткового возраста, что отец на глазах свирепел. Окончательно его вывел из равновесия такой случай. За успешное окончание учебного года младших наградили поездкой в Москву. Там они решили попить лимонада, не подозревая, что джин-тоник, который в изобилии поглощали москвичи, совсем не та газировка. Короче, налимонадились так!.. После этого случая отец, как заведённый, месяцами произносил одну и ту же речь — остановит первого встречного и внушает: «Послушай, друг, никогда не женись. Только безумцы заводят детей!»

Антидетские монологи отца звучали уже на надрывной ноте, пока не родился седьмой ребёнок — Анастасия. Что тут стало с отцом! Пунцовый от счастья, он стоял у храма и застенчиво показывал каждому свёрток с ребёнком:

— Вы видели нашу Анастасию? Какие ручки, какие глазки!

В свёрток, конечно, заглядывали, но отца не понимали:

— Ты что, детей никогда не видел?

— Да некогда мне было их разглядывать! Те — другие, обычные. А Анастасия — чудо. Нет, вы видели, какие глазки?

Душа его была полна удивления и восторга. А может, и правда душа тут приближается к раю, ибо верен Господь в обетованиях, что чадородием спасаются.

Дети есть дети, но у православного ребёнка свои особенности. Даёшь ему конфеты, а он спрашивает: «Скоромные?» Честно говоря, по равнодушию к конфетам я никогда не интересовалась, скоромные они или нет. И вот теперь изучаю конфетные ингредиенты, чтобы не обидеть ребёнка, с верой хранящего пост.

Постятся дети легко, а Великим постом даже прибавляют в весе, потому что тут любимая детская еда — много фруктов, овощей, мёду, орехов и превкусные соки. Живём мы в деревне вперемешку — верующие с неверующими, но по-соседски и дружно живём. Как-то приходит к моей многодетной подруге баба Аня и выгружает на стол из сумки яйца, миску студня и бутыль молока. Манера у бабы

Ани такая — ей надо сначала всех обругать. Начинает она с подруги:

— Ишь, запостилась. Гляньте, скелет! А муж не собака — костей не любит. Бросит тебя, а ведь хороший мужик.

Потом достаётся хорошему мужу:

— Отрастил бородищу и моришь детей! Вот, покушайте, детки, молочка и студня. Кабана зарезали только вчера.

— Борьку зарезали? — ахают дети, вспоминая, как блаженно похрюкивал кабанчик Борька, когда они почёсывали у него за ушком.

— Пост для монахов, — твердит баба Аня. — А я работаю как лошадь и без мяса ноги вмиг протяну.

— Баба Аня, а лошадь мяса не ест, — уточняют дети. — И слон не ест. А какой сильный!

Так и умерла баба Аня вне Церкви, правда, уверовав перед концом. Дети поминают её в своих молитвах и говорят: «Баба Аня была добрая, но очень грустная». Мы терпели бабу Аню, а дети любили её. И однажды я увидела бабу Аню глазами ребёнка — кричит надрывно по каждому поводу, потому что в душе надрыв: дома пьянки, разлад, ругань. И дёргается веко в нервном тике, и исходит криком душа. Всё это вместило сердце ребёнка и услышало тайную боль.

Любовь детей ко всему живому настолько «вне рамок», что обескураживает порой. Помню, многодетная мать-художница попросила меня забрать к себе на несколько дней её детей, чтобы она успела дописать к празднику икону для храма.

Лето было дождливое и такое комариное, что, уложив малышей спать, я включила фумигатор, чтобы комары не заели детей. Вдруг слышу — дети скорбно вздыхают.

— Что случилось?

— Умирают, — ответили дети горестно, собирая с полу на бумажку полуживое комарьё.

— Ну и что?

— Ему больно, — сказал малыш, наблюдая, как корчится от боли комарик, издавая предсмертный писк.

— А я такой кровожадный, что убиваю их, — сказал, краснея, мальчик постарше.

Что поделаешь, если я тоже кровожадная и кровососов не выношу? Ладно, включу фумигатор после отъезда детей.

А ещё вспоминается девочка Оля, твёрдо решившая стать ветеринаром. Оля с детства с успехом лечит животных, и в монастыре у неё послушание — помогать ветеринару на хоздворе. А там куры, коровы, лошади. И Олечке в Оптиной так хорошо, что, возвращаясь с каникул, она говорит в классе: