История Византийской империи. Том 4

Не менее едки сообщения Евстафия и о невежественном монашестве:

«Скажи мне, теоретик-монах, вполне лишенный образования, кого ты можешь апостольски научить добру? Да, ты научишь, но не тому, что угодно Богу, ты преподашь все другое, но не искусство монашеское. Ты наставишь своего ученика часто выходить на улицу, выглядывать из-за ворот, у которых собирается толпа мирских друзей, собирать уличные сплетни, приучиться посещать бани, смаковать вкус вина. Приучишь еще и к тому, что он будет дерзко смотреть, и грубо говорить, и смело спорить с прибавкой всяческих оскорблений. Он будет и руки воздевать, но не на молитву и палку носить, но это будет не пастырский железный посох, а дубина для разбойничанья. Таковы будут твои уроки, невежественный монах, совершенно противоположные твоим обетам. Я не мог бы приписать тебе качество способного, ибо это речение к тебе малоприложимо, ты человек деловой, торговый, и не назвал бы я тебя созерцающим, но скорее любящим зрелища и базарную площадь, так как ты не занимаешься природой лиц и вещей, и не заботишься о тонкостях богословия, и всякую книгу прячешь в укромное место, пусть-де она спокойно монашествует вместо тебя и не доставляет хлопот людям. Упражняя же свои чувства в том, что несогласно со Священным Писанием, ты держишь его на запоре, дабы как-нибудь не послышалось из него слово, обличающее твои деяния. Но что я говорю: держишь на запоре, — ты торгуешь Священным Писанием, извлекая барыш из него» 235.

Трудно оторваться от этой карикатуры на тогдашние нравы монашествующего духовенства. Она вся просится на страницы истории, так как многое предвосхищает у автора «Epistolae obscurorum virorum». Закончим выдержки еще одним пикантным местом (с. 144):

«Небо и земля, какое слово я недавно услышал от подобного мужа. Услышал я раз о священной книге Григория Богослова, славного красноречием и горячей ревностью. Это была замечательная книга, слава о ней распространялась далеко и привлекала многих как к чудесному произведению, которое доставляло наслаждение и душе и зрению. Я употреблял все старания найти этого прекрасного Григория, но не имел успеха. С грустью я обратился к игумену, а это был муж добродетельный и грамотный, с вопросом, где может находиться эта книга. Он же, поведя вокруг указательным пальцем, не дал мне ответа. Когда же я стал настаивать и мягко допытываться, ответил, что книга уже продана, да и какая, прибавил он, нам в ней польза. Я сдерживал еще готовый прорваться гнев, а достопочтенный старец начисто объявил: «И на что нам такие книги». Тогда я не мог удержаться от громкого смеха и сказал ему с укоризной: «Что в вас смысла, достойные монахи, если вы пренебрегаете такими книгами». Ушел от меня этот человек и больше не являлся ко мне, так как был оскорблен моим книгофильством».

А вот в заключение приведем докладную записку Афинского митрополита царю Алексею Ангелу:

«Наш Афинский округ в настоящее время подвергается опасности обратиться в известную по поговорке скифскую пустыню. Причина же заключается в том, что мы обременены всяческими поборами, многочисленными и тяжелыми, какими не облагаются соседние с нами жители. Ибо мы и два, и три раза, и часто не вряд с соседними областями подвергаемся переписям и ревизиям справщиков, причем наши песчаные и худокачественные участки размеривались почти скачками блохи; перечислялся каждый волос на голове и всякий листок винограда и другого растения. Но и все мирские тягости, которые в прочих областях или совсем не введены, или облегчены преторами, у нас все взыскиваются, и притом с вымогательствами. Можем сослаться на только что минувший год. Когда был издан приказ о постройке судов, мы первые были обложены данью, хотя судов не было выстроено. Когда прибыл к нам Стирион, мы опять были привлечены к взносу корабельных денег. Потом, понуждаемые насилием и вымогательствами, мы уплатили Сгуру и после него претору такую сумму, какую не вносили ни Фивский, ни Еврипский округ, хотя по древнему обычаю и на основании определенного в указе расписания на нашу область падает меньшая сумма, чем на Фивы и Еврип. Оставим в стороне земельную подать и хищнические набеги морских разбойников, но не можем без слез упомянуть о насилиях и вымогательстве претора. Хотя наш округ не имеет никакого отношения к преторской администрации и суду, ибо царским хрисовулом ему воспрещен и самый въезд в Афины, но он, выставляя благочестивые цели предлогом к посещению Афин, как бы не нарушает силы хрисовулов, а между тем является к нам с военной свитой и, как бы в неприятельской и варварской стране, хищением и грабежом добывает себе пропитание. Впереди его идет гибель — это те, которые готовят для него все нужное, они требуют на каждый день по 500 мер жита для людей и лошадей, целые стада овец, стаи птиц и рыбы всяких названий, а вина такое количество, какого не производят и все наши виноградники. Следом за ними идет сам претор и его часть. Прежде чем поклониться Богоматери, на одного накидывается за то, что не встретил его, другого наказывает заключением в темницу и присуждает к пене за другие вины. Потешившись над нами столько дней, сколько ему заблагорассудится, он наконец требует платы поклонного — не умею сказать, за наше ли ему челобитье или за свое поклонение Богоматери. И не только сам он, но и вся его свита. Наконец после наших усиленных просьб и заклинаний, что мы не иначе можем сделать требуемый взнос, как разложив его на весь мир, едва соглашается на уступку и, назначив приемщика, отдает приказ об отъезде. Редкое вьючное животное уйдет от ямской повинности, или, лучше, будучи взято под извоз, редкое не продается потом своему хозяину, да и не один раз, а часто и дважды. За что обрушилась на нас такая гибель? Для государства нет в том никакой пользы, напротив, оно терпит ущерб вследствие того, что большая часть из нас покидает свои места обитания, так что наша область обращается в пустыню и уменьшается сбор установленного акростиха. Обратив внимание только на малую часть того, что мы терпим, умоляем святое царство твое да будет и на нас милость и да будут ослаблены задушившие нас налоги. Прикажи, чтобы подати собирались в более умеренном количестве, сообразно с нашими силами и согласно с существующими в нашу пользу указами, И прежде всего благоволи освободить нас от преторского наезда и сопутствующего ему расхищения и прикажи, чтобы пожалованный нам дефендарий отнимаемое у нас возвращал, и новой грамотой запрети им касаться Афинского округа. Далее просим разрешить нам участвовать во взносе корабельной пошлины и в постановке кораблей в тех размерах, как это положено по раскладке. Поелику же мы выдержали много имущественных переписей, просим, чтобы эта тягость миновала на будущее время нашу область и чтобы был подтвержден дарованный нам на сей конец указ царства твоего. Благоволи также возобновить и другие грамоты, которыми воспрещается живущим в замках властелям всячески захватывать и владеть селами и участками крестьянскими. Это ведет к распадению и гибели общин, гибель же крестьянских общин равняется пагубе всего нашего округа 236.