История Византийской империи. Том 4

Таковы в общих чертах условия, в которых должна была развиваться восточная политика Мануила.

Независимо от широких задач, внушаемых старыми идеалами Римской империи, ближайшие и прямые потребности на Востоке обусловливались суровой действительностью, которая настоятельно давала себя чувствовать. Турецкие опустошения почти каждый год истощали плодородные малоазийские долины и оттесняли земледельческое население в горы, следствием чего было то, что культурные области постепенно обращались в пустыни и степи, пригодные для пастбищ, на которых располагались туркмены. Нужно было строить города и ставить в них гарнизоны для защиты сельского населения 181. Но этим не всегда достигалась цель. С первых же лет правления Мануила предпринимались походы против турок-сельджуков, так как султан на требования царя обуздать хищнические набеги обыкновенно отвечал, что это набеги со стороны вольных туркмен, которые не признают его власти. Уже вслед за венчанием Мануила на царство получено было известие, что турки появились вблизи Малагины, большой военной станции на дороге от Никеи к Дорилею. В следующие годы поход направлен был в Лопадий, при истоках реки Риндака, где также предстояло построить укрепления и поставить гарнизоны. Но в то время, как греки укреплялись в одном месте, турки открывали другие слабые стороны: нельзя было отступать перед решительными действиями. Поход Мануила против самой столицы Масуда представлял уже большое военное предприятие. Мануил известил неприятеля о походе, а султан отвечал, что встретит царя в Филомилии. Этот поход 1146 г., описанный подробно у историка Киннама, по преимуществу свидетельствует о личной отваге самого царя и об его военном пыле, который побуждал его быть впереди всех и отличаться на глазах своего войска. Но он не имел существенного значения и был окончен по получении тревожных слухов о движении крестоносных ополчений. Мануил оповестил своего противника, что он надеется быть более счастливым на будущий год и найти султана менее трусливым и осторожным, чем в последний раз. Но угрожавшая одинаково грекам и туркам опасность от крестоносцев заставила царя искать сближения с султаном и заключить с ним дружественный союз. На некоторое время прекращаются известия о новых походах в Малую Азию; можно думать, что внутренние смуты в соседнем владении Данишмендов занимали внимание Масуда. Но со смертию его в 1156 г., когда Иконийский султанат перешел под власть сына его Кылыч-Арслана II, сидевшего на престоле 37 лет, сельджукский вопрос приобрел для Византии первостепенное значение. Султан отличался суровым характером и не останавливался ни перед какими мерами для достижения своих честолюбивых целей. У него было два брата; одного он убил, другого заставил бежать в отдаленный удел на берега Черного моря. Во внутреннюю борьбу вмешался Якуб-Арслан, эмир Севастии, принявший сторону обиженного Кылыч-Арсланом брата, Шахин-шаха. Пользуясь ослаблением султаната, стал теснить его эмир Мосула и Алеппо Нур ад-дин, против которого Кылыч-Арслан заключил союз с христианскими владениями и с армянским князем Торосом, или Феодором, о котором скажем ниже. Такое положение дел на турецком Востоке позволяло Мануилу не только держать в равновесии отношения империи к султанату, но и предпринимать наступательные действия. Так, он успел сблизиться с Шахин-шахом и с Данишмендами Якуб-Арсланом, Зу-н-нуном и эмиром Мохамедом (Мелитена). К 1159 г. относятся решительные меры Мануила против иконийского султана. На этот раз точкой отправления был Абидос, куда стянуты были европейские фемы и откуда поход направлялся долиной реки Риндака к турецким границам. Об этом походе имеется свидетельство очевидца, но до какой степени фраза и риторика преобладает в известии нашего источника 182, можно видеть из следующего отрывка:

«В это время царь многократно простирал на варваров и собственные руки и, нападая на них неожиданно, казался им чуть не молнией. Тогда, нисколько не стыдясь, отступали перед ним тысячи, а если угодно бывало судьбе, то и десятки тысяч вооруженных и закованных в железо. Доходя до моего слуха, эти подвиги казались мне менее вероятными, чем дела Фоки и Цимисхия. Как поверить, что один человек побеждает целые тысячи и одно копье одолевает мириады вооружений!.. Я думал, что эти дела прикрашены сановниками и придворными, пока не усмотрел их собственными глазами, когда, случайно замешавшись между врагами, сам увидел вблизи, как этот самодержец противостоял целым фалангам... Царь устремился на неприятелей со всей быстротой, не надев панциря, а только оградив тело щитом. Ворвавшись в середину врагов, он совершил удивительные боевые подвиги, поражая мечом всякого встречного... долго бежали турки без оглядки: им и в голову не приходило, что за столь многолюдным войском гонится один человек...»

За походом 1159 г., который не был продолжителен и едва ли сопровождался решительными битвами, следовал новый в следующем году. На этот раз Мануил потребовал вспомогательные отряды от своих союзников — короля иерусалимского, князя Антиохии и армянских владетелей, — сам же имел сборный пункт в Филадельфии и отсюда пытался нанести туркам главный удар. Но исход экспедиции решен был византийским вождем Иоанном Контостефаном, который напал на Кылыч-Арслана со стороны Сирии и заставил его просить мира. Султан обещал выдать всех христианских пленников и посылать вспомогательный отряд всякий раз, когда того потребует царь, кроме того, обязывался возвратить империи города и селения, занятые турками в последние годы. По всей вероятности, заключение мира нужно полагать в 1161 г. Вследствие положительного перевеса, оказавшегося на стороне империи, турецкий султан пожелал точней выяснить свои будущие отношения к Мануилу и попросил разрешения посетить его столицу. Пребывание Кылыч-Арслана в Константинополе с огромной свитой и с 1000 всадников составило событие громадной важности, которое заняло современников. И правительство воспользовалось таким редким случаем, чтобы подействовать на воображение грубого варвара роскошью двора и богатствами и расположить его в свою пользу подарками. Султан был принят с торжественной церемонией, в великолепно убранном зале и, изумленный, предстал перед царем, сидящим на золотом троне в парадном облачении. Он был столько же не способен оценить утонченный этикет, сколько понять роль, приготовленную для него в триумфальном шествии. Мы имеем очень выразительную черту для понимания характера Кылыч-Арслана. Однажды (в 1171 г.), находясь в затруднительном положении, он вел переговоры с представителями Нур ад-дина, принявшего сторону обиженных им родичей. На требование дать свободу семи племянникам, сыновьям Шахин-шаха, он приказал послать к отцу одного из его сыновей в качестве хорошо изготовленного жаркого и объявить, что, если он будет очень настаивать, то такая же участь угрожает и другим племянникам.