Антихрист

После Октябрьской революции миф об антихристе в русской литературе, истории, философии наполняется новым актуальным содержанием и новыми героями. Сама революция многими видится как свершившийся апокалипсис, большевики, коммунисты — антихристами, новая власть и новое государство — царством антихриста, социализм — антихристов прельщающий дух. Все эти идеи были сконцентрированы в книге «Из глубины. Сборник статей о русской революции» (1918). С. Аскольдов, как уже говорилось ранее, в ряд персонификаций антихриста включил Гр. Распутина, А. Керенского, В. Ленина [425]. Бердяев в статье «Духи русской революции», отметил, что Достоевский «один из первых почувствовал в социализме дух антихриста. Он понял, что в социализме антихристов дух прельщает человека обличьем добра и человеколюбия» [426].

Интересным представляется истолкование образа Христа в поэме А. Блока «Двенадцать» одним из героев статьи С. Булгакова «На пиру богов. Pro и contra. Современные диалоги». Герой этого диалога, Беженец, утверждает, что Блок — поэт «вещий», «ясновидящий» и в поэме «Двенадцать» он «видел, только, конечно, не Того, Кого он назвал, но обезьяну (по богословской традиции антихрист — обезьяна Христа. — А. Г.), самозванца, который во всем старается походить на оригинал и отличается какой‑нибудь одной буквой в имени…» [427]. Но трактовка блоковского Христа как антихриста не соответствует авторскому пониманию этого образа, зафиксированному в дневниковых записях поэта за 18, 20 февраля и 10 марта 1918 г. В этих записях Блок дважды говорит о том, что «страшно», «страшная мысль», что впереди двенадцати красногвардейцев идет Христос, а надо, чтобы шел кто‑то Другой» [428]. Кого поэт предполагал в Другом — реальную историческую личность или антихриста? Интересно, что в 30–е годы известный критик А. Луначарский упрекал Блока, что он не увидел Другого в Ленине [429].

Из художественной литературы 1918—1920–х годов приведем три небольших текста, связанных с мифом об антихристе.

М. Цветаева в своих дневниковых записях за 1919 год описывает посещение с сестрой Алей храма Христа Спасителя: «Мы только что от храма Спасителя, где слушали контрреволюционный шепот странников и — в маленьких шапочках — в шубах с «буфами» — худых и добрых — женщин — не женщин — дам — не дам, с которыми так хорошо на кладбище.

«— Погубили Россию…» «В писании все сказано…» «Антихрист…» [430].

И. Бабель в своей петроградской миниатюре «Мозаика» описал, как в залах Зимнего дворца некий товарищ Шмицберг говорил антирелигиозную речь, а в отдаленном углу сидел старый служитель, который рассказывал о прошлом. Но вот его рассказ прерывает старушка:

«— Где, батюшка, здесь речь говорят?

— Антихрист в Николаевской зале, — равнодушно ответил служитель.

Солдат, стоявший неподалеку, рассмеялся.

— В зале антихрист, а ты здесь растабарываешь…

— Я не боюсь, — так же равнодушно, как и в первый раз, ответил служитель, — я с ним день и ночь живу.

— Весело живешь, значит…

— Нет, — сказал служитель… невесело живу. Скучно с ним». [431]

Тема антихриста упомянута и в интересном рассказе Пан.

Романова «Бессознательное стадо». Рассказ этот чисто бытовой, написан в 1920 г., но в нем фиксируется одна из доминант советского быта — очереди. У кассы железнодорожной станции толпится народ, и после многих вариантов упорядочить очередь решают номер каждого писать химическим карандашом на ладони. Почти все согласились, лишь «какой‑то высокий старик с длинной седой бородой и староверским видом вдруг воспротивился:

— Не хочу антихристову печать ставить!» [432]

В «Поднятой целине» М. Шолохова тоже присутствует миф об антихристе в современной интерпретации, в главе XXXV, изображающей «бабий бунт» и последующее за ним собрание. На собрании Давыдов рассказал, как во время бунта мать Михаила Игнатенка кричала, когда вели Разметнова: «Анчихриста ведут! Сатану преисподнюю!..» — и хотела пои помощи женщин надеть на его шею нательный крест на шнурке… [433]», и как от этого отбивался Разметнов, а потом перекусил зубами шнурок. Мать же Мишки Игнатенка за это арестовали, и мы можем только гадать, что с ней стало.

Как видим, миф об антихристе не исчез из советской литературы 20—30–х годов, он как бы «рассыпался» на отдельные мотивы, детали, стал бытовым явлением.

Последним по времени обращения к теме и образу антихриста оказался «Псалом. Роман–размышление о четырех казнях Господних» Ф. Горенштейна. Он был закончен в 1975 г., но опубликован у нас только в 1991—1992 гг. (См.: Октябрь. 1991. № 10—12; 1992. N? 1—2.) Писатель сделал главным героем романа Антихриста. Но этот образ резко отличается от новозаветной и христианско–богословской традиции изображения и толкования антихриста. Во–первых, само написание имени героя с прописной буквы — кощунственное противоречие этой традиции. Во–вторых, Ф. Горенштейн, отрицая почти все новозаветные тексты и историческое христианство за их якобы отступничество от матери — иудейской религии, создал свой образ Антихриста, опираясь лишь на некоторые книги Ветхого Завета. И прежде всего из Книги пророка Даниила взяты несколько имен антихриста: он из колена Данова, поэтому одно его имя — Дан. Отсюда же взяты и его имена — Аспид, Змей. Этим, пожалуй, и ограничивается связь горенштейновского антихриста с библейским.. Все остальное в этом романе (происхождение антихриста, его мифологические роли в судьбах народов, стран и людей, его земные странствования) является попыткой создать некий свой апокрифический образ. В земной жизни, для людей его имя Дан Яковлевич. Он считает себя «посланцем Господним», «братом Иисуса Христа». По -библейской же традиции он — посланец Сатаны и противник Христа.

Первая мифологическая роль Антихриста в этом романе — творить «Суд и Проклятие» на земле, нести с собой на нее четыре казни Господни: «Первая Казнь — меч, вторая — голод, третья — зверь, толкуемый как похоть, четвертая — болезнь, моровая язва [434]».

Земная власть библейского антихриста — 3,5 года, у Горенштейна он странствует по Украине и России 20 лет, с 1933 по 1953 г. Автор дал своему Антихристу еще одну миссию, которой не знает библейский антихрист. Она в том, что он преследует и карает антисемитов на Украине, в России. Это же делается по отношению к «выкрестам». Поэтому в романе навязчиво повторяется мысль, что три народа — украинцы, русские, немцы — эти три страны прокляты за антисемитизм. Прокляты и все «выкресты».

Еще об одном отличии этого героя романа от библейского правильно сказал Вяч. Вс. Иванов: он «скорее воплощает архетип Дон–Жуана, рождающего детей (иногда его достойных, как Андрей, иногда недостойных и предающих религию отца, как Вася) от нескольких русских женщин [435]». Эта новая роль Антихриста в романе определяется тем, что, будучи не подвластен мечу, голоду и болезни, он оказался подвластен третьей казни Господней — земному прелюбодеянию. В своих земных странствиях Антихрист сожительствует с Марией (она рождает сына Васю Коробкова), с Верой Колосовой (она рождает сына Андрея) и, наконец, со своей приемной дочерью Руфиной–Пелагеей (она рождает уже после земной жизни Антихриста сына Дана). В конце романа Антихрист губит Васю Коробкова как дурное семя за отступничество и антисемитизм.