Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Набожность порождает в нас дурные чувства, которые рано или поздно сказываются в нашем поведении и отталкивают от нас окружающих. Святоши чувствуют себя превосходно; мир им несносен, и они несносны миру, который не мог бы и существовать, если бы каждый стремился к высоким и недостижимым добродетелям, предписываемым религией. Христианство несоединимо с земным миром; бог требует всего нашего сердца, мы ничего не смеем утаить для наших жалких собратий; как только становимся набожными, мы даже считаем долгом мучить своих ближних, чтобы наставить их на путь добродетелей, от которых якобы зависит их будущее спасение.

Странная религия, не правда ли? Ведь если бы каждый в точности и неукоснительно выполнял все ее предписания, это привело бы к полному развалу общества! Искренне верующий ставит себе недостижимые идеалы, недоступные человеческой природе; и так как, несмотря на все свои усилия, человек не может достичь этих идеалов, он всегда недоволен собой; он считает себя жертвой божьего гнева, он во всем укоряет себя, он испытывает угрызения совести за все радости, которые себе позволил; он трепещет, опасаясь, что каждый шаг может повести его к гибели; он приходит к выводу, что вернее и надежнее избегать общества, которое ежеминутно может отвлечь его от мнимых обязанностей, толкнуть на грех, сделать его свидетелем или сообщником разврата; и, наконец, если этот человек очень благочестив, он не может не избегать или не презирать людей, которые, согласно мрачным религиозным представлениям, только и делают, что раздражают и гневят бога.

С другой стороны, вы знаете, сударыня, что обычно именно печаль и страдания толкают человека к религии; мы, как правило, обращаемся к небу, когда здешний мир нас оставляет или перестает нам нравиться; именно в лоне церкви ищут тщеславные люди утешения в своих неудачах и в крушении честолюбивых планов; изысканные или развращенные женщины становятся святошами, когда видят, что свет перестает ими заниматься; тогда они отдают богу свое потрепанное сердце и увядшую красоту, которая уже не может пленить никого в этом мире; с душой, переполненной горечью, снедаемые печалью, взбешенные против общества, где уже не рассчитывают играть никакой роли, они предаются религиозным безумствам после того как прославились в свете пороками и безумствами; с яростью в душе они простираются перед богом, который, по правде сказать, не слишком-то щедро вознаграждает их за утраченные прелести. Одним словом, люди по большей части обращаются к богу под влиянием дурного настроения, несчастья, потерь; мы обычно отдаемся в руки священников, толкаемые жестокими разочарованиями и крушением каких-либо страстных надежд; в этом-то и проявляется перст божий; бог посылает нам страдания, чтобы спасти нас.

Поэтому нет ничего удивительного, если люди набожные кажутся нам обычно мрачными и суровыми. Эти настроения к тому же непрестанно поддерживаются и питаются религией, которая только и способна все больше и больше ожесточать душу, подпавшую под ее влияние. Однако беседа с духовником - слабое утешение в потере возлюбленного; надежды на будущую жизнь не могут заменить нам реальных радостей здешнего мира; и все никчемные, бессмысленные религиозные обряды вряд ли могут заполнить душу, которая в свое время не насытилась ни интригами, ни наслаждениями светской жизни.

Итак, мы видим, сударыня, что плоды этих потрясающих обращений людей к религии, долженствующие обрадовать всемогущего со всем его синклитом, не имеют никакой ценности для нас, смертных. Если эти перемены, происходящие с человеком по благости божьей, не делают его все-таки более счастливым и радостным, то еще меньше радости и пользы от таких обращений всем их свидетелям и очевидцам. Действительно, какой толк обществу от того, что кто-то обратился к богу? Люди эти, отмеченные перстом божьим, не становятся лучшими; они не делают никакого реального добра своим ближним. Становится ли смиренным и добрым какой-нибудь заносчивый и важный придворный? Исправляет ли жестокий все то зло, которое он причинял? Возвращает ли казнокрад все, что он похитил у общества? Искупает ли изысканная светская женщина своим религиозным рвением все то зло, которое причинили семье ее распущенность и рассеянная жизнь? Нет, конечно нет, эти новообращенные, испытавшие прикосновение божьего перста, ограничиваются по большей части молитвами, постами, благотворительностью и уединением, посещением церкви, преклонением перед священниками, интригами и злословием в пользу той или иной церковной партии, опорочением всех, кто не согласен с их духовником, и демонстрацией смехотворного, преувеличенного усердия к делам, в которых они ничего не смыслят; всем этим исчерпывается их долг по отношению к богу; ни люди, ни общество ничего не выигрывают от их чудесного превращения; напротив, благочестие часто лишь усугубляет и еще больше разжигает дурные свойства, которыми всегда отличались наши неофиты; но теперь эти свойства и страсти получают иное применение, а религия всегда оправдывает крайности, допущенные в ее интересах. Так, честолюбивый человек превратится в тщеславного и беспокойного фанатика и найдет оправдание своей страсти в благочестии; попавший в опалу придворный займется во имя бога интригами против своих врагов; злой и мстительный человек под предлогом отмщения за бога будет изыскивать способы мстить за собственные обиды; женщина, утратившая красоту и обратившаяся к богу, будет считать себя вправе отравлять жизнь мужа; она станет со всем благочестием злословить о других женщинах по поводу их невинных удовольствий; желая показать свою набожность, она обнаружит только дурное настроение, зависть, ревность, коварство; принимая близко к сердцу интересы бога, она проявит все свое невежество, все свое больное воображение и легковерие.

Стоит ли, сударыня, так долго останавливаться на всем этом? Вы живете в стране, где слишком много святош и слишком мало истинно добродетельных людей. При желании вы без труда убедитесь, что среди этих людей, глубоко верующих в бога, убежденных в высоком назначении и пользе религии, беспрестанно твердящих о даруемых ею утешениях, о насаждаемых ею добродетелях, вы вряд ли найдете действительно счастливого; и еще меньше найдется людей, которых религия сделала лучшими. Если они глубоко прониклись мрачными и зловещими представлениями религии, они покажутся вам желчными, неприятными, нелюдимыми; если же они относятся к спасению своей души легкомысленнее и поверхностнее, они произведут на вас менее отталкивающее впечатление. Религия, исповедуемая при дворе, представляет собой, как вам известно, смесь чередующихся благочестивых обрядов и увеселений: обедня, праздник, несколько минут, посвященных молитве,-и снова развлечения; здесь религия Христа легко совмещается со служением дьяволу. Мы наблюдаем здесь роскошь, тщеславие, честолюбие, интриги, месть, зависть, легкомыслие, легко уживающиеся с аскетическими требованиями религии. Казуисты, поддакивающие великим мира сего, легко оправдывают эту смесь и творят новую религию, применяющуюся к обстоятельствам, страстям и порокам людей; слишком суровые и правоверные богословы не удовлетворили бы и возмутили бы людей, соглашающихся исповедовать религию при условии, чтобы их ничто не стесняло. Вот почему янсенисты, стремящиеся к восстановлению аскетического христианства первых веков, не смогли привиться при дворе. Доведенные до крайности принципы и доктрины христианства по плечу только людям, подобным его основателям; они созданы лишь для существ желчных, суровых, недовольных, обездоленных судьбой, по своему происхождению чуждых роскоши, власти, почестей и неизбежно становящихся врагами всех мирских благ, о которых им не позволено и мечтать. Святоши очень ловко и хитро умеют поставить себе в заслугу отвращение или презрение к вещам, для них недостижимым.