Мартин Лютер - Следует ли христианину бежать от смертельной чумы?

Хорошо известно, что в древности среди евреев и язычников, среди грешников и святых, существовал обычай хоронить своих мертвецов за пределами города. Люди в античности были весьма благоразумны, и нам следует у них многому поучиться. На это также указывается в Евангелии от святого Луки, когда Христос воскресил из мертвых сына вдовы за воротами Наина. Текст Евангелия гласит, что умершего сына вдовы перенесли в могилу за городские ворота, «и много народа шло с нею из города» (Луки VII, 12). Таков был обычай в той стране, который предписывал хоронить мертвецов за чертой города. Гробница Христова также была приготовлена за пределами города. И Авраам также купил участок для захоронения на поле у хеттеянина Ефрона возле двойной пещеры [Махпелы], в которой были похоронены все патриархи (Бытие XXIII, 9). Поэтому в латыни используется термин efferi, что означает «выносить», под которым мы подразумеваем «переносить в могилу». Однако они не только выносили мертвецов, но и сжигали их до самого пепла, чтобы тем самым сохранить воздух действительно чистым.

Поэтому я советую следовать этим примерам и хоронить мертвых за городом. И поскольку мы здесь, в Виттенберге, также имеем свое городское кладбище, то не только необходимость, но и благочестие и порядочность должны побудить нас устроить и перенести общественное захоронение за черту нашего города.

Ведь кладбище по праву должно быть прекрасным и тихим местом, удаленным от всего остального шума, куда можно отправиться и почтительно поразмышлять там о смерти, о Страшном Суде и о воскресении и потом помолиться. Такое кладбище должно быть достойным, почти святым местом, куда можно пойти с трепетом и почтением, потому что, несомненно, некоторые святые покоятся там. Можно было бы также украсить его повсюду религиозными картинами, пробуждающими благочестивые размышления, и памятниками с изображениями усопших.

Но посмотрите только на наше городское кладбище, на что оно похоже? Его окружают четыре или пять переулков, тут же рядом две или три торговые площадки, в результате чего ни одно место во всем городе не является более оживленным или шумным, чем кладбище. Люди и скот бродят по нему в любое время дня и ночи. Любой горожанин, выходя из своего дома, почти тут же может оказаться на кладбище, ибо почти каждая дверь ведет прямо к нему, и там происходят всевозможные вещи, даже такие, о которых неприлично здесь будет и поминать. Все это полностью разрушает и делает невозможным настоящее поминание и почтение к могилам. Поэтому никому даже не приходит мысль о том, чтобы его посетить, как если бы это было не место поминовения усопших, а какой-то могильник для казненных преступников. Даже турок не опозорил бы это место так, как это сделали мы. Ведь кладбище должно вдохновлять нас на набожные мысли, на размышления о смерти и воскресении, а также на уважение к святым, которые там покоятся. Но как это можно сделать в столь обыденном и людном месте, где все непрестанно только и снуют во все стороны, словно через проходной двор, на который выходят двери почти каждого дома? Если покоиться на кладбище будет и в дальнейшем означать не какое-то иное, более соответствующее месту упокоения, а нынешнее достоинство, то я предпочел бы лучше и пристойнее для себя упокоиться где-нибудь на берегу Эльбы или в лесу. Но если кладбище будет расположено в тихом и отдаленном от городской суеты месте, где никто не должен будет ходить сквозь него туда и сюда, тогда это действительно будет чем-то духовным, почитаемым и святым. И тогда это место захоронений можно было бы устроить так, чтобы оно вызывало только поминание и благочестивые мысли у посетителей. Таков мой совет. И пусть ему последуют те, кому это по душе. Если же кто-то полагает, что этот совет мой ничем не лучше принятого обычая, то пусть он останется при своем разумении, как и прежде. Я не господин никому.

В заключение мы предостерегаем и просим вас, ради Христа, помочь нам своими молитвами и увещеваниями сражаться и выстоять против величайшей духовной чумы и заразы скверного Сатаны, которою он теперь отравляет и оскверняет мир. Особенно в отношении тех, кто хулит и злословит святое причастие, хотя помимо этих сектантов имеются еще и другие. Ныне ведь Сатана в ярости, и возможно, он чувствует, что День Христа уже близок. Вот почему он так отчаянно топочет и бредит, и пытается через этих своих выдумщиков о причастии отнять у нас Спасителя Иисуса Христа. Под папством Сатана был просто «плотью», так что даже шапка монаха должна была считаться священной. Теперь же для этих фанатиков он уже означает не что иное, как чистый «Дух», и даже Слово и Плоть самого Христа! Они давно ответили на мой трактат «Против фанатиков» (1527), но я удивлен, что их ответ еще не дошел до меня в Виттенберг. Когда это произойдет, я, с Божьей помощью, еще раз напишу об этом, и пусть с этим делом тогда будет покончено, раз и навсегда! Я ведь хорошо вижу, что они становятся только хуже. Они похожи на клопа, который уже и сам по себе-то имеет неприятный запах, но чем сильнее будешь его растирать, тем более он воняет. Я надеюсь, что уже написал, хвала Богу, достаточно в этой книжице для тех, кто еще может быть спасен, чтобы, прочтя это, многие христиане, еще по-прежнему верящие папству и выдумщикам-сектантам, могли вырваться из их пасти, в то время как многие другие — еще более укрепиться и утвердиться в Истине.

Пусть Христос, наш Господь и Спаситель, сохранит нас всех в чистой вере и горячей любви, незапятнанных и чистых до Своего Дня. Аминь.

Помолись за меня, бедного грешника!

На этом месте, как сказано выше, Лютер первоначально закончил свое письмо. Он возобновил свои размышления только в сентябре 1527 года.