Михаил Скабалланович - Толковый Типикон. Часть I

Что касается состава служб того времени, то уже приведенные известия о них в общих чертах намечают его. Ряд других известий позволяет сказать по этому вопросу еще более. Прежде всего несомненно, что в богослужении был уже довольно прочно и определенно установившийся чин, порядок, отступление от которого запрещалось. Климент, еп. Римский, пишет Коринфянам (ок. 100 г.): «мы должны в прядке совершать все, что Господь повелел совершать в определенные времена. Он повелел, чтобы приношения и богослужения (προσφορὰς καὶ λειτουργία — должно быть Евхаристия и прочие службы) совершались не случайно и не без порядка, но в определенные времена и часы. Также и где и чрез кого должно быть это совершаемо, Сам Он определил высочайшим Своим изволением. Итак, приятны Ему и блаженны те, которые в установленные времена приносят жертвы свои [ 41].

Молитва.

Первая и важнейшая составная часть каждого богослужения, молитва у св. Игнатия рассматривается, как лучшее средство церковного общения, при условии тесного единения в ней: «В общем собрании да будет у вас одна молитва, одно прошение, один ум, одна надежда». Таким образом, к молитве и единению в ней главным образом теперь свелась τα κοινωνία (общение), которая в апостольскую эпоху была постоянным соприсутствием или общежитием верующих, вполне возможным при их тогдашней малочисленности [ 42]. Главным предметом молитв были единоверные братья: «Молитесь за всех святых», — увещевает св. Поликарп [ 43], но по заповеди апостола, молитва простиралась и на всех людей: «И о других людях непрестанно молитесь, ибо есть им надежда покаяния, чтобы придти к Богу», — пишет св. Игнатий [ 44]. «Молитесь также за царей, за власти и князей, даже за преследующих вас и за врагов Креста», — увещевает св. Поликарп [ 45]. Как мы видели, «Учение 12 апостолов» дает, должно быть, древнейшую записанную формулу евхаристийной молитвы; оно же указывает на употребление молитвы Господней. На существование ряда определенных молитв и на средоточное положение среди них молитвы Господней, по-видимому, указывает выражение св. Поликарпа: «будем бодрствовать в молитвах, пребы{с. 58}вать в постах; в молитвах будем просить всевидящего Бога не ввести нас во искушение» [ 46].

Песнопения.

Далее молитвы подвинулось развитие другой составной части богослужения — песнопения . Мы видели, как Плиний сводит к нему все утреннее богослужение. У св. Игнатия в предсмертных посланиях как бы неумолчно звучат церковные гимны, обнаруживая в нем большого любителя пения: «составьте любовию хор и воспойте хвалебную песнь Отцу во Христе Иисусе» [ 47]; «составляйте вы из себя все до одного хор, чтобы, согласно настроенные в единомыслии, дружно начавши песнь Богу, вы единогласно пели ее Отцу чрез Иисуса Христа» [ 48]. Посему нельзя подозревать в исторической недостоверности известие Церковной истории Сократа, что именно Игнатий ввел в Антиохийской церкви антифонное пение [ 49]. Если так, то антифонное способ пения стал таким образом уже со II в. Преобладающим и характерным в Восточной Церкви (трехантифонный строй) в отличие от западной, где более принят ипофонный и епифонный (респонсории). Какое глубокое впечатление произвел на первых порах антифонный способ пения, чуждый простой древности (в ветхозаветном богослужении, как мы видели, существование его сомнительно), показывает предание, которое историк Сократ прибавляет к известию своему о введении антифонного пения св. Игнатием, — что Игнатию внушило мысль обо этом пении видение ангелов, так именно славословивших Бога. А насколько новым было для христианской церкви того времени антифонное пение, показывает медленность и затруднение, с которыми оно распространялось. В той же Антиохии, в которой начало этого пения связывается с именем Игнатия, над установлением его в IV в. трудятся, по свидетельству блж. Феодорита, пресвитеры Диодор и Флавиан [ 50]. Когда св. Василий Великий вводил это пение в Неокесарийской церкви, клир ее воспротивился, ссылаясь на древнюю практику общего пения, принятую от основателя церкви св. Григория Неокесарийского, на что Василий Великий отвечает неокесарийцам, что антифонное пение принято уже в Египте, Ливии, Палестине, Аравии, Финикии, Сирии. На Западе это пение впервые вводится св. Амвросием (IV в.) {с. 59} в Медиоланской церкви [ 51], оттуда оно было перенесено в сев. Африку блж. Августином (V в.), а в Римской церкви принято при папе Целестине I (422–432) [ 52].

Нововведение св. Игнатия одним фактом своим говорит о том, насколько возрос певческий материал богослужения к тому времени. Причиною же этого роста вероятно была гимнографическая деятельность гностиков, побуждавшая пастырей бороться с ними тем же оружием, т. е. составлением своих песней. Так Валентин и другие гностики для распространения своего лжеучения составляли псалмы [ 53]. Песни же Вардесана дожили до времен св. Ефрема Сирина (IV в.) [ 54]. Но из православных песнописцев II в. дошло до нас имя только мученика Афиногена († 159), о котором св. Василий Великий говорит, что он пред смертью своею составил песнь, которая стала весьма известною и долго сохранялась (этою песнью, как увидим, считают «Свете тихий»). Св. Иустину мученику приписывается [ 55] составление утерянной книги «Ψάλτης» (певец), составлявшей должно быть сборник песен (названных псалмами, может быть потому что название «гимны» язычество сделало ненавистным для христиан) [ 56]. Евсевий приводит одно послание против ереси Артемона от III в., где между прочим говорится: «сколько в древности написано верующими братиями псалмов и песней (ᾠδαὶ), богословски воспевающих (ὑμνοῦσι θεολογοῦντες) Христа как Слово Божие» [ 57]. В мученических актах св. Игнатия говорится, что почитатели святого на гробе его несколько дней пели гимны [ 58].

Первоначальная история богослужебного употребления Св. Писания тесно связана с историей новозаветного канона. Первое определенное свидетельство о чтении Св. Писания за христианским богослужением — это вышеприведенное место из св. Иустина мученика о чтении в «собрании братий» «воспоминаний апостолов и писаний пророков», место, говорящее о практике около 140 г. Что к этому времени новозаветные писания, при том во всем почти объеме нынешнего их канона, получили в {с. 60} глазах христиан равный авторитет с Ветхим Заветом, это доказывается постоянными ссылками на них в тогдашних сочинениях и стремлением установить гармонию двух заветов (этим последним, можно сказать исключительно, занято уже послание ап. Варнавы, появившееся в конце I в.). Конечно, такое уважение к себе и связанное с этим уважением почетное место за богослужением новозаветные писания приобрели не сразу и не без борьбы. В этом отношении большое значение должна была иметь высказанная ап. Павлом и подробно развитая им же идея Нового Завета вообще, отводившая всему Ветхому Завету, а следовательно и его писаниям, по-видимому, не очень высокое место. Доведенная до крайности Маркионом, идея эта повлекла у последнего даже полное отвержение Ветхого Завета и стремление все его книги заменить Павловыми посланиями. Учение Маркиона по этому пункту было несомненно продолжением тех споров относительно обоих заветов, которые начались еще при апостолах между иудео-христианами и языко-христианами, и отголоском которых еще в IV в. является признание соборных посланий и Апокалипсиса, принадлежащих апостолам из евреев, за «спорные» (ἀντιλεγόμενα). Только постепенно иудео-христиане могли склониться к признанию Нового Завета в том составе, при котором в него входили не только писания апостолов обрезания, но и писателей, заявлявших себя апостолами языков, т. е. Павла и его помощников (к числу последних мог быть причислен и евангелист Марк, который был как бы посредником обоих направлений и потому помещен между Матфеем и Лукою [ 59]. С другой стороны и языко-христиане только с окончательным выяснением в церковном сознании степени обязательности, какую мог иметь еще ветхозаветный закон могли назвать Ветхий Завет своим и поставить ап. Петра наравне с ап. Павлом. Как показывают ереси евионитов, и особенно гностиков и манихеев, II век является еще свидетелем этой борьбы двух направлений в христианстве, и величайшей честью служит для церкви Христовой то, что она, и первоначально составившись в подавляющем большинстве из язычников, а во II в. и совсем порвав с иудейством, по вопросу о богодухновенном каноне и употреблении его за богослужением противостала столь естественному в этих обстоятельствах течению, как маркионство, и объявила не только писания всех апостолов равноценными, но и Ветхий Завет по боговдохновенности равным Новому. Но то, что по св. Иустину чтение «воспоминаний апостолов» предшествовало «пророческим писаниям», ясно показывает, на какой стадии во II в. находился еще вопрос о значении Ветхого Завета: в III в. ветхозаветные чтения уже предшествуют новозаветным. Следы этой так горячей еще во II в., борьбы двух направлений богословской мысли около вопроса о сравнительном значении писаний апостолов обрезания и ап. Павла сохранил и нынешний наш порядок богослужебных чтений из Нового Завета: соборные послания совсем не читаются в воскрес{с. 61}ные дни и в церковном году следуют за Павловыми; Евангелие Марка читается в посту и занимает в годовых чтениях такое же место, как соборные послания; исключение сделано для евангелиста Матфея, как древнейшего и наиболее чтимого в первенствующей церкви.