Сульпиций Север - Труды

Эта вечная ясность, кажется, исключает покаянное настроение, плач о грехах, и, действительно, Сульпиций нигде не указывает на покаяние, как на мотив аскезы [992] V. Antoni, в переводе Евагрия, – литературный образец Севера осуждает печаль о грехах: nunquam recordatione peccati tristitia ora contraxit, c. 14. В греческом тексте подчеркнутые слова отсутствуют. . Сам Сульпиций – грешник – знает "страх суда и ужас наказаний"; "воспоминание о грехах делает его печальным и измученным" [993] Ер. II, 1. . Но это не для героя. Мартин в изображении Севера свободен от страха и раскаяния [994] Ср. однако Ер. I, 14: nоn sine gemitu fatebatur diaboli arte deceptum. D III 13, 3: maestus ingemesceret se vel ad horam poxiae communioni fuisse permixtum... angelus: merito, inquit, Martine, conpungeris (4)... cum lacrimis (5). . Вера в свою спасенность выражается и в предсмертных словах, обращенных к диаволу: "Что ты стоишь здесь, кровожадный зверь? Ничего ты не найдешь во мне, злодей: я отхожу на лоно Авраамово" [995] Ер. III, 16. . Здесь выражено не только личное самосознание. Известный моральный оптимизм утверждается Мартином и в общей сентенции: "Старые преступления очищаются достойной жизнью, и, по милосердию Божию, должны быть освобождены от грехов те, которые перестали грешить" [996] V. M. 22, 4. . Не на милосердии, которое все покрывает, лежит здесь ударение, но на melior vita; святой серьезно считается с возможностью перестать грешить. Правда, несколько иной оттенок принимает эта мысль в радикальном заключении: и диавол может надеяться на прощение, если раскается хотя бы перед Судным днем: "уповая на Господа Иисуса Христа, я обещаю тебе милосердие" [997] si tu ipse, miserabilis, ab hominum insectatione desisteres et te factorum tuorum vel hoc tempore, cum dies iudicii in proximo est, paeniteret, ego tibi vere confisus in Domino Jesu Christo misericordiam pollicerer. V. M. 22, 5. . Здесь не может быть и речи о заслугах. Но для человеческих усилий и борьбы открыто свободное поле.

С кем ведется эта борьба? Мы ничего не слышим об искушениях плоти и духа, о борьбе с грехом. Мартин выше человеческих слабостей. Но диавол, несмотря на постоянные поражения, не устает его преследовать. Мартин от юности поставлен в роковую неизбежность этого единоборства [998] quocumque ieris et quaecumque temptaveris, diabolus tibi adversabitur. V. M. c. 6. . Поистине, он имеет дело с жалким противником. Бессильный соблазнить, враг мечтает только обмануть, но Мартин с неизбежным провидением разоблачает его во всех личинах и отражает его диалектику [999] V. M. с. с. 21-24. . Всегда победоносная, борьба не перестает быть напряженной. "Тяжка, Господи, телесная брань ... службу Твою буду верно нести, под знаменами Твоими буду сражаться, доколе Сам повелишь" [1000] Ер. III, 13. . Мартин, некогда отказавшийся от службы императору, становится воином Христовым. Этот язык милитаризма обычен для христианского подвижничества. Еще ап. Павел освятил его употребление [1001] Эфес. 6, 14-17. . Разница лишь в том, что не знающая поражений война утрачивает для Мартина свою опасность [1002] Ср., впрочем, строгий запрет общения с лицами другого пола D II 7; II 11, 12. Точка зрения самого Сульпиция I, 9, 1. .

Совершенный воин Христов – это мученик, проливший кровь за Христа. Но и этот венец, поистине, принадлежит Мартину. "Хотя условия времени не могли дать ему мученичества, он не лишается славы мученика, ибо волею своею и доблестью мог и хотел быть мучеником... Родись он в другое время, он добровольно взошел бы на дыбу, сам бы бросился в огонь... веселясь язвами и радуясь мукам, он смеялся бы среди пыток" [1003] Ep. II, 9-10. . Впрочем, своими добровольными страданиями "он совершил бескровное мученичество" [1004] inplevit tamen sine cruore martyrium Ib. 12. . Какова же цель этого вольного мученичества или войны? На этот счет Сульпиций необычайно лаконичен, как и вообще он неохотно вводит нас во внутренний мир святого. Иногда мы слышим, что Мартин подвизается "ради вечности" [1005] Pro spe aeternitatis, ibidem. : Царство Божие, как обетование грядущего [1006] spes futurorum Ep. III, 1. , (не достижение настоящего в особой мистической жизни) требует жертвы, отречения. В этом путь Христов. "Беседы его (Мартина) с нами все были об одном: как нужно оставить прелести мира и тягости этого века, чтобы свободно, несвязанными следовать за Иисусом [1007] V. М. с. 25, 4. Cf. "familiare illud ori suo crucis nomen". Ep. II, 4. . Созерцание и богообщение нигде не полагаются целью аскезы. Сама молитва рассматривается, как труд и духовное упражнение. Подчеркивается ее непрерывность, и язык автора пользуется для ее характеристики механическими сравнениями. "Не проходило ни одного часа, ни мгновения, когда бы он не прилежал молитве или не трудился над чтением, хотя даже среди чтения или иных занятий он никогда не ослаблял ума от молитвы. Подобно тому, как кузнецы среди работы, ради облегчения труда, бьют время от времени о наковальню, так и Мартин даже тогда, когда, по внешности, был занят другим делом, всегда молился" [1008] V. M. с. 26, 3-4. . Конечно, молитва Мартина изображается и иначе: как акт волевого напряжения, устремленности к небу. Таковы некоторые молитвы при совершении чудес и особенно предсмертная молитва Мартина [1009] Oculis... ас manibus in caelum semper intentis invictum ab oratione spiritum non relaxabat. Ep. III, 14. .

Была и у Мартина "некая внутренняя жизнь", и "дух его всегда был устремлен к небу", но Сульпиций бессилен говорить об этом [1010] interiorem vitam illius et conversationem cotidianam et animum caelo semper intentum nulla unquam – vere profiteor – nulla explicabit oratio. V. M. c. 26, 2. Cf. c. 1, 7: adeo ea, in quibus ipse tantum sibi conscius fuit, nesciuntur. .

Эти черты естественно смыкаются в цельный образ: христианского стоика, героическими трудами завоевывающего Царство Небесное. Таким остался Мартин в памяти ближайших варварских столетий, живших под могучим впечатлением его легенды.

Однако впечатление это грешит большой односторонностью. Существенно иные черты привходят в образ стоика, осложняя, изменяя его до неузнаваемости. Со страниц Сульпиция глядит на нас другое лицо, в котором мы с трудом признаем героя-Мартина. Но это именно лицо запечатлено такой духовной красотой и неповторимым своеобразием, что для нас оно обладает гораздо большей убедительностью, чем понятный варварам эпический Мартин. Этот другой Мартин не только следует за Христом по пути отречения; он с необычайной для его современников чуткостью воспринял в себя образ Христа и живет органическим подражанием ему. Образ Христа смягчает суровость его подвига, сообщая ему эмоциональную жизнь. Мартин видит Христа в уничижении и любви. Когда искуситель является ему в образе Христа, но в царственном одеянии, "sereno ore, laeta facie", Мартин легко посрамляет его: "Господь Иисус не обещал прийти в пурпуре и сияющим диадемой: я не поверю в пришествие Христа, если не увижу Его в том одеянии и образе, в котором Он страдал, носящим язвы крестные" [1011] V. M. с. 25, 3. Cf. Hauck. К. G. I. 55. . В нищем, которому Мартин отдает половину своего плаща, является ему Христос [1012] Martinus adhuc catechumenus hac me veste contexit. ib. c. 3, 3 со ссылкой на Мо. 25. 40. . Бедность и для Мартина и для Севера является одной из основных добродетелей [1013] Martinus pauper et modicus caelum dives ingreditur. Ep. III, 21. Ср. характеристику самого Севера у Геннадия: paupertatis atque humilitatis amore conspicuus. (De viris illustribus c. 19). . Вот почему – а не из аскетической борьбы со своей гордостью – Мартин ищет унижения.