Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Прием, оказанный папским легатам в Константинополе правительством светским и церковным, был неодинаков. Правительство Мономаха было утешено письмом папы и в надежде на благополучный исход своих планов, основанных на содействии папы, избрание которого ожидалось и действия которого, как предполагалось и как без сомнения заверяли легаты, будут тождественны с действиями папы Льва IX, выказывало им знаки своей благосклонности. Но Керулларий стал в иное к ним отношение с самого того момента, как обнаружилась непримиримая противоположность точек зрения и принципов, на которых стоял он и стояли легаты. Противоположность же сделалась ясной с первой аудиенции. Патриарх принял легатов, окруженный митрополитами и епископами, в ожидании, что легаты поведут себя скромно, займут место в ряду епископов, патриарху отдадут должную честь. Но они вошли с величественной гордостью, не как низшие, даже не как равные с патриархом, но как повелители, имеющие власть над патриархом. Вместо того чтобы исполнить долг вежливости и поклониться патриарху, они надеялись видеть патриарха и весь собор у своих ног. Когда же надежда их обманула и патриарх, вместо того чтобы торопливо очистить им председательское кресло, указал легатам место в ряду епископов, которое им следовало по сану, они высокомерно вручили ему папское письмо, развернулись и, не сказав ни слова, вышли из собрания. [3070]Содержание папского письма должно было раскрыть Керулларию глаза на поведение папских легатов. Он понял, что никакое соглашение невозможно, и решился не иметь с ними никакого дела. Впоследствии он объяснял свое решение тем, что не считал уместным вести переговоры с уполномоченными Римского престола о предметах первой важности без участия Антиохийского и других патриархов, как требовал издревле установившийся церковный обычай, [3071]но и без этого объяснения все понятно. Дальнейшее время проходило в бесплодном ожидании: легаты ждали, когда покорится патриарх, патриарх — когда смирятся легаты. Ни те, ни другой ничего не дождались. Легаты имели одно только утешение — видеть унижение бедного студийского монаха, достигнутое с помощью светской власти. 24 июня они прибыли в Студийский монастырь, куда явился также император со своими приближенными, и потребовали, чтобы Никита Стифат анафематствовал свою книгу «Об опресноках, субботе и браке священников». Поскольку император поддержал требование, то Никита не посмел отказаться, а затем книга была торжественно сожжена и все разошлись. На другой день эта трагикомедия доиграна: Никита отправился из Студийского монастыря во дворец Пиги, местожительство легатов, получил от них объяснение недоумений, о которых он писал в книге, опять анафематствовал все им написанное и был принят легатами в церковное общение. Предав огню произведение защитника греческих обрядов, легаты позаботились о том, чтобы сделать доступным для греков оправдание латинских обрядов, и переводчикам Павлу и его сыну Смарагду приказано было перевести с латинского на греческий язык «Диалог» Гумберта и ответ Стифату Гумберта и Фридриха.

Между тем время проходило, а Керулларий не обнаруживал желания уступить. Тогда легаты решились нанести ему удар как нераскаянному и упорному противнику папства. 16 июля 1054 г., в девять часов утра, когда духовенство и народ собирались в храме Св. Софии к богослужению и были уже в сборе все седмичные иподиаконы, явились в храм легаты и на глазах всех положили на св. престол следующий акт отлучения: «Гумберт, Божией милостью кардинал-епископ святой Римской церкви, Петр, архиепископ Амальфи, Фридрих, диакон и канцлер, — всем сынам кафолической Церкви. Святой Римский первый и апостольский престол, которому, как главе, принадлежит преимущественная забота о всех Церквах, ради церковного мира и пользы, удостоил нас назначить своими апокрисиариями в этот царствующий град, дабы мы, по Писанию, сошли и видели и его известили, отвечает ли самое дело, или нет, тому шуму, который непрерывно доносится до его ушей из этого города. Итак, да знают прежде всего славные императоры, клир, сенат и народ этого города, Константинополя, и вся Церковь кафолическая, что мы здесь узнали великое добро, сильно радующее нас о Господе, и величайшее зло, — горестно печалящее. Ибо что касается столпов Империи и почтенных ее, мудрых граждан, то государство это — христианнейшее и православное. Но что касается Михаила, неправильно именуемого патриархом, и приспешников его безумия, то в его среде ежедневно рассеваются плевелы крайних ересей. Как симониане, они продают дар Божий; как валезиане, пришельцев своих делают евнухами и не только допускают в клир, но возводят в епископство; как ариане, перекрещивают во имя Св. Троицы крещеных, особенно латинян; как донатисты, утверждают, что за исключением Греческой церкви, церковь Христова, истинное священнодействие и крещение погибли во всем мире; как николаиты, допускают и требуют плотского брака для служителей священного алтаря; как севериане, порицают закон Моисеев; как духоборцы и богоборцы, исключили из Символа исхождение Св. Духа от Сына; как манихеи, говорят между прочим, что все квасное воодушевлено; как назореи, соблюдают плотскую чистоту иудеев до такой степени, что не допускают крещения умирающих младенцев раньше восьми дней от рождения, женщин в периоде очищения и рожениц воспрещают причащать и, если они язычницы, крестить; сами взращивая волосы на голове и бороде, не принимают в общение тех, которые постригают волосы и, по установлению Римской церкви, бреют бороду. По поводу этих заблуждений и других многих деяний Михаил пренебрег увещаниями в письме господина нашего, папы Льва. Сверх того когда мы, его нунции, хотели благоразумно прекратить причины стольких зол, он отказывался видеться и говорить с нами, отказал нам в церквах для совершения литургии, равно как и прежде запер церкви латинян и, называя их азиматами, всюду преследовал словом и делом, дойдя до того, что анафематствовал апостольский престол, в лице его сынов, и, в противность ему, доныне пишется Вселенским патриархом. Поэтому мы, не вынеся неслыханного пренебрежения и обиды для святого первого апостольского престола и всемерно стараясь поддержать кафолическую веру, властью Святой и Нераздельной Троицы и апостольского престола, легацию которого исполняем, всех православных отец седьми соборов и всей кафолической Церкви, подписываем анафему, возвещенную господином нашим, преподобнейшим папой, Михаилу и его последователям, если не исправятся, тако: Михаилу, лже-патриарху, неофиту, страха ради человеческого восприявшему одеяние монашеское и ныне опозоренному злейшими преступлениями, а с ними Льву, именующемуся Охридским епископом, и сакелларию Михаила Константину, который мирскими ногами попрал жертву латинян, и всем последователям вышеназванных их заблуждений и дерзостей, анафема маранафа с симонианами, валезиаНами, арианами, донатистами, николаитами, северианами, духоборцами, манихеями, назореями и со всеми еретиками, купно со диаволом и аггелами его, если только не обратятся. Аминь, аминь, аминь». Выйдя из храма, легаты отрясли прах от ног своих, произнося слова Евангелия: виждь Боже и суди ( Мф. X, 14), затем сделали распоряжения насчет латинских церквей в Константинополе, получили прощальную аудиенцию у императора, причем в присутствии императора и его сановников изрекли еще словесно анафему в такой форме: «Кто упорно будет противоречить вере св. Римского и апостольского престола и его жертве, да будет анафема маранафа и да не почитается кафолическим христианином, но еретикомпрозимитом, да будет, да будет, да будет». Мономах со своими приближенными выслушал легатов, одарил их подарками, вручил подарки для доставления престолу св. Петра, назначил Монтекассинскому монастырю ежегодную субсидию из царской казны в две литры золота, и 18 июля легаты оставили Константинополь. [3072]