Иларион Алфеев - Жизнь и учение св. Григория Богослова

Окончив Академию, Василий, как мы помним, уехал на родину, не предупредив об этом Григория. Последний сразу потерял всякий интерес к академической жизни:"…Недолго пробыл я в Афинах, ибо любовь сделала меня гомеровским конем, [1602] См. Гомер. Илиада 6, 506–507. и, расторгнув узы тех, кто меня удерживал.., несусь к другу" ". [1603] Сл. 43, 24, 28–31; 180 = 1.619. Однако Василий, вскоре после отъезда из Афин, отправился в путешествие по монастырям Сирии, Палестины и Египта, а Григорий вернулся в Назианз. Совместная жизнь двух друзей кончилась."…Я отделился от Василия, — пишет Григорий. — И думаю, не от этого ли все неприятности и трудности жизни свалились на меня, не от этого ли путь к философии был для меня столь труден и так мало соответствовал моему желанию и расположению?" [1604] Сл. 43, 25, 13–17; 182= 1.620.

Окончив Академию, Василий намеревался вступить на путь философской жизни: так же, как и Григорий, он стремился скорее к уединению, ученым занятиям и аскетическим подвигам, чем к публичной деятельности. Поэтому, вернувшись из дальних странствий, он поселяется в уединении. В эти годы Василий находится в тесном контакте с каппадокийскими аскетами — последователями Евстафия Севастийского. [1605] Имя Евстафия не упоминается в" "Похвальном слове" "Григория. Причина этого умолчания заключается в том, что после 373 г., когда произошел разрыв между Василием и Евстафием по вопросу о почитании Святого Духа, епископы Севастии оказались в оппозиции Кесарийской Церкви; в 375 г. конфликт приобрел публичный и скандальный характер. Естественно, что в кругу друзей Василия Евсевий стал восприниматься как persona non grata. См. Grobomont. Basile I, 56. Авторитет Василия в их среде уже в это время достаточно велик: с каждым последующим годом он будет возрастать. Из понтийского уединения Василий посылает Григорию письмо, в котором набрасывает основные правила аскетической жизни:

Надо стараться ум держать в безмолвии. Ибо как взор, который то непрестанно кружит по стороным, то обращается вверх и вниз, не может ясно видеть то, что перед ним.., так и ум человека, влекомый тысячами мирских забот, не может ясно видеть истину… Единственный способ избежать этих (забот) - полное удаление от мира. А удаление от мира состоит не в том, чтобы телесно быть вне мира, но чтобы душой оторваться от сострадания к телу и не иметь ни города, ни дома, ни собственности, ни друзей, ни имущества, ни средств к существованию, ни забот, ни отношений с людьми… Поэтому место (для монастыря) пусть будет подобно нашему — свободное от общения с людьми, чтобы ничем посторонним не прерывалась непрестанная аскеза… Итак, безмолвие есть начало очищения души… Ум, не развлекаясь внешним и не смешиваясь с миром под влиянием чувств, входит в самого себя, а от себя восходит к мысли о Боге; озаряемый же и осияваемый этой красотой, забывает и о своем естестве… Самый же главный путь к приобретению необходимого есть изучение боговдохновенных Писаний… Но прекрасна и молитва, которая проясняет в душе мысль о Боге. Это и есть вселение в нас Бога — то есть когда посредством памятования водружается в нас Бог. Таким образом становимся мы храмом Божиим, когда земными заботами не прерывается непрестанное памятование о Боге.., но когда любящий Бога уединяется в Боге… [1606] Письмо 2 (Григорию); ed. Courtonne, 6–10 = рус. пер., сс. 5–7.

Ответом на это письмо стал приезд Григория к Василию. Однако ни Василию, ни Григорию не суждено было долго наслаждаться жизнью философов: оба они — по разным причинам и в разное время — принимают священный сан. Как подчеркивает Григорий, Василий подготовил себя к священству годами аскетического трудничества: человеколюбие Божие" "не поспешно возводит его на эту степень, не одновременно омывает и умудряет, как бывает ныне со многими, желающими предстоятельства, [1607] Григорий ссылается на распространенную в его время практику возводить в священные степени сразу после принятия Крещения. Подробнее об этом см. в разделе" "Достоинство сана и недостоинство его носителей" "главы II. но удостаивает чести по порядку и по закону духовного восхождения" ". [1608] Сл. 43, 25, 25–28; 184 = 1.620.

Став священником и помощником епископа Евсевия, Василий, однако, не теряет связь с монашескими общинами и продолжает вести переписку с монахами. Когда между ним и Евсевием возникает конфликт, причины которого неясны, [1609] "Кажется, что успех Василия в качестве проповедника и его зарождающаяся популярность задели самолюбие епископа" ", — пишет Ж. Бернарди; см. SC 384, 188 (note 5). Василий удаляется в Понт; Григорий едет вместе с ним. Повествование Григория об этих событиях несколько сбивчиво:

У того, кто тогда стоял во главе Церкви, [1610] Т. е. Евсевия. произошло разногласие с Василием: отчего и как, лучше умолчать; скажу лишь, что произошло оно у человека благородного и известного своим благочестием.., который, тем не менее, проявил человеческую (немощь) в отношении Василия… Итак, против него [1611] Евсевия. восстает все самое избранное и мудрое, что есть в Церкви… — я имею в виду наших назореев и тех, кто особенно ревностен в подобных делах: для них было тяжело, что презирают их власть, оскорбляют ее и отвергают. И они дерзают на опаснейшее дело: замышляют отступничество и отторжение от великого и непоколебимого тела Церкви, отсекши от нее и немалую часть народа из низшего и высшего сословия. Сделать это было весьма легко по трем главным причинам. (Во–первых), Василий был муж уважаемый, как едва ли кто из наших философов: если бы хотел, он мог бы придать смелости этой группе. (Во–вторых), опечаливший его находился под подозрением у города за смятение, которое произошло при возведении его на престол, так как не законно и канонично, но скорее насильственно получил он предстоятельство. (В–третьих), появились некоторые из западных архиереев, которые привлекали к себе православных из (кесарийской) Церкви. [1612] Имеются в виду западные православные епископы, сосланные в Малую Азию Констанцием за исповедание никейской веры (в их числе был Иларий Пиктавийский). Поскольку Евсевий Кесарийский принадлежал к числу омиусиан, эти епископы могли обвинить его в неправославии и настроить против него часть Церкви. Что же делает этот благородный человек, этот ученик Миротворца? Ибо он не собирался противостоять ни оскорбителям, ни ревнителям; не его делом было бороться или рассекать тело Церкви, которая и без того была борима и находилась в опасности из‑за тогдашнего господства еретиков. Использовав меня в качестве советника по этому вопросу, и советника искреннего, вместе со мною бежит он отсюда, удаляется в Понт и там настоятельствует в монастырях (phrontisteriois epistatei), учреждает в них нечто достопамятное и лобызает пустыню вместе с Илией и Иоанном, совершенными философами, считая, что это для него более полезно, чем в настоящем веке задумать что‑либо недостойное философии и потерять в буре ту способность управлять помыслами, которую он приобрел во времена тишины. [1613] Сл. 43, 28, 1–29, 14; 188–192 = 1.621–622.